Книга Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

Гремя огнем, сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин

И первый маршал в бой нас поведет…

Поляков покачал головой:

– Братчиков? Черт! Во время разговора с Храмовым о том, ктопомогал Новичку в госпитале, у меня мелькнула какая-то мысль… Я никак не мог занее зацепиться, а теперь вспомнил: среди контактов Аболса был шофер госпиталяБратчиков! Теперь все сошлось. Однако надо все это спрятать, вдруг кто-тозайдет… – Он сунул документы и пистолет под подушку, и вдруг его осенило, Поляковобернулся к Ольге: – Постой! Ты что, подслушивала наш разговор с Храмовым?!

– Не весь. Кусочками, когда в коридоре никого не было, –призналась Ольга.

– Боже мой… – пробормотал Поляков. – Знаешь, я вдругвспомнил, как на Рождество отец входил в мою комнату и высыпал мне на головуподарки. Книги стукали меня довольно чувствительно, один раз он чуть не пришибменя коньками, и мама его отругала за это. Но я был в восторге! Сестра была ещесовсем крошечная, ей пока ничего не дарили, а меня баловали страшно. Отецговорил: «На тебя все с неба валится!» Вот и сейчас – все на меня свалилось снеба. И любовь, и ты, и вот эти подарки…

– А кто был твой отец? – вдруг спросила Ольга. И ейпоказалось, она заранее знала ответ.

– Его звали Георгий Смольников. Наверное, ты слышала о немот Милки-Любки?

– Ты ее знаешь? – ахнула Ольга.

– Мне рассказывал о ней Охтин. Это… Москвин.

Ольга зажмурилась.

Заводов труд и труд колхозных пашен

Мы защитим, страну свою храня,

Ударной силой орудийных башен

И быстротой и натиском огня.

Гремя огнем, сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин

И первый маршал в бой нас поведет…

– Мне все равно, – испуганно сказала Ольга, открывая глаза.– Мы с тобой два сапога пара!

– Об этом может кое-что рассказать один кожаный диван, –чуть улыбаясь, сказал Поляков, и Ольгу бросило в жар.

– Ромео и Джульетта, да?

«Ромео убил Тибальда, – подумал Поляков. – А я убил ШуркуРусанова».

– Оля, – начал он, чувствуя, что голос не повинуется. – Ядолжен тебе кое-что сказать…

Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде,

Мы начеку, мы за врагом следим.

Чужой земли мы не хотим ни пяди,

Но и своей вершка не отдадим.

Гремя огнем, сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин

И первый маршал в бой нас поведет…

– Нет! – выставила она ладони. – Нет, больше ничего неговори! Не думай, я ничего не боюсь. Я знаю, какая у тебя работа. Я всепонимаю, понимаю, понимаю… Я хочу сказать, что мне все равно. Я беру тебятаким, какой ты есть. Со всем, что на твоих руках. Мне нужен только ты один насвете, какой бы ты ни был. Все неважно. Только ты.

– Я должен… – хрипло продирался он сквозь комок в горле.

– Нет. Сейчас не время. А вдруг Братчиков видел рукавичку?Вдруг он догадается? Вдруг скажет Петру?

– Надо позвонить Храмову, – решил Поляков. – Он долженприехать только завтра. Нужно его срочно вызвать. Где здесь телефон? Самыйблизкий?

– На этом этаже – только в ординаторской, тут, напротив.

– Иди туда, – приказал Поляков. – Только туда. Не спускайсяна первый этаж. Будь все время на глазах у людей. Если в ординаторской тожеокажутся люди, тем лучше. Никого не стесняйся. Скажи – это очень важно. Скажи,что звонишь по моей просьбе. И сразу возвращайся! Немедленно!

Ольга быстро поцеловала его и метнулась к занавеске, нонаткнулась на какого-то человека, который как раз зашел в закуток.

Это был Петр Славин. Он мгновенно обхватил Ольгу за шею, а кее виску прижал ствол пистолета.

– Никто никуда не идет, – сказал Петр. – А ты подними руки.Быстро, или…

Поляков отдернул правую руку, которая скользнула было подподушку, и поднял ее.

Из-за занавески доносилось победное:

А если к нам полезет враг матерый,

Он будет бит повсюду и везде.

Тогда нажмут водители стартеры,

И по лесам, по сопкам, по воде,

Гремя огнем, сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин

И первый маршал в бой нас поведет.

Грянули аплодисменты.

* * *

К ночи она вообще была сама не своя. И, главное, Мурзик непришел… Было страшно, до жути страшно оставаться одной в санчасти. Александрауговорила заночевать вместо себя Фролова (долго его уговаривать не пришлось,если честно) и вернулась к вечерней поверке в барак.

Но стоило войти, как к ней кинулась Катя Спасская ипринялась выталкивать вон.

– Да ты что, Катя?.. – попыталась было упираться Александра,но Катя оказалась сильнее, да и еще две женщины к ней присоединились.

– Иди в санчасть, – твердили они наперебой. – А мы ее отсюданынче не выпустим. Завтра тебе надо к начальнику идти. Пусть тебя в другойлагерь переведет, иначе убьют!

Александра ничего не понимала. Кого они не выпустят? Почемув другой лагерь, почему убьют, кто? Ведь Кочегара больше нет!

На крыльцо вышла Надя-Кобел – широкоплечая, плотная,стриженная по-мужски. Вынужденная в лагере ходить в юбке и платке (ватные штаныразрешалось надевать только на лесоповале, а в бараке следовало немедляпереодеться по-женски – такова была воля Мельникова, который «крылатых» обоегопола на дух не выносил, хоть и принужден был считаться со слабостьючеловеческой натуры), платок свой она наворачивала на голове каким-то страннымтюрбаном, напоминающим мужскую шапку. Она никогда не отличалась пригляднойвнешностью, но сейчас лицо ее было еще больше обезображено тревогой.

– Пошли, – цепко подхватила она Александру под руку, –пошли, провожу.

И потащила ее к санчасти.