Книга Берегиня - Руслан Валерьевич Дружинин

давай! – подталкивали зажатые с двух сторон пристяжные. Но выдержит ли комбинезон град выстрелов из самопалов и ливень арбалетных стрел? Перуница работала плохо, заряд в поясной батарее кончался, на лестнице всё прибывало раненых и снизу вот-вот подожмёт Скипер. У кого-то из пристяжных торчит из тела стрела, кому-то пробили свинцовым шариком грудь, кого-то Чёртовыми Слезами облили, и он с воплями стягивает и срывает с себя дымящуюся одежду. Один Клок весело скалится.

– Ну чё, защемили нас, бикса! Чё те щас жопа шепчет?

– Банковать… – буркнула Ксюша и без предупреждения вырвалась под пули и стрелы. Перуница ни разу не подводила, сколько бы не толкали её наперёд! Вокруг затрещали мелкие молнии, мерцали короткие вспышки, и ни одна пуля, и ни одна стрела не ранила Ксюшу. Глаза не успевали следить за метками целей, так быстро Перуница фиксировала угрозы. Хлестанул гром! За ним новая и новая вспышка! Перуница ударила по загонщикам, да с такой силой, что расшвыряла их с лестницы вместе с завалами.

Сзади, сквозь сизую дымку и тлеющие тела, её нагнали Клок и его пристяжные. На нижних этажах загонов никто больше не слышал. Перепугались? Ясное дело, свет и гром разнеслись по всей Вышке, а где свет и гром, там и Серебряна! После разряда Каланча как будто затаила дыхание. Взлётные брали этаж за этажом. Каждый Скипер, кто встречался им до тридцать шестого, бежал и от среза, и от Серебряны, как от взорвавшейся ложной грибницы. Ксюшу так и подначивало бежать за ними, бежать впереди остальных, она одна сможет захватить Каланчу, если надо! Но индикатор батареи почти на нуле. Отвлечёшься, забудешься и никто тебе уже не поможет!

На тридцать шестом этаже – крепкая дверь, серьёзная и стальная, перекрывает вход дальше наверх, и, конечно, закрытая. Ксюша стопорнулась перед этой простой и примитивной преградой, как перед злейшим врагом: ещё и выкрашена, гадина, в серый цвет! Здесь ни молнии, ни напор не помогут. Зато пристяжные не растерялись. Закопчённые, перераненные, они лыбились и подшучивали над тем, что за дверью – Блудуар, Гарем, и, в общем, ни что иное, как женский этаж. По указке Клока они мигом достали бутылки с Чёртовыми Слезами и обильно полили замок и петли. Металл зашипел и запенился. Даже сквозь фильтры Ксюша почуяла едкую землистую вонь. Минута-две-три, и дверь сама вывалилась наружу. Вход на женский этаж был открыт, и ломти ринулись внутрь, как звери на Посвист.

Словно другой небоскрёб. Колонны и стены в Гареме размалёваны цветными мелками: птицы, цветы и детские рисунки зубастых и шипастых страшилищ накаляканы на дверях и в простенках. Яркие тряпки висят над дверными проёмами, смутно попахивает едой. Даже мебель и та стоит в комнатах – столы, шкафчики и застланные кровати; одних Птах нигде нет. Где же они? Кто их знает. Видно, Фаныч сильно любил и опекал свой Гарем, значит и укромное местечко на случай среза для Птах приберёг.

Чадь с ними. Когда Кольцевые захватят Тузы, прятаться Птахам будет негде и незачем.

– Ай, сладкой житухой запахло! – щербато осклабился Клок, и все пристяжные до самого конца коридоров озирались, и заглядывали в комнаты, выискивая глазами хоть одну Пташку. В конце этажа наверх уводила новая лестница, но и на следующем ярусе блудуара пустынно. Лишь какой-то пёстрый завал из мебели и матрасов перекрыл путь…

Дым и гром – из-за баррикады пальнули! Треск самопалов и свист арбалетных стрел окатили ломтей. Будь оружие Скиперских поточнее, всех бы пристяжных уложили на входе. Пара ярких разрядов мигнула и оборвалась. Ксюшу будто ткнули ломом под грудь. Она шмякнулась на пол, вблизи зазвенела не прошибшая комбинезон стрела. Мимо с надсадным криком наскочили на баррикаду бойцы Раскаянья. В них полетели бутылки с Чёртовыми Слезами, сухо защёлкало оружие из старовременья, но Кольцевые врезались в хлам, сцепились с такими же матёрыми пристяжными со Скиперской Каланчи, и не дали им перезарядиться.

Ксюша силилась вздохнуть. В диком замесе пристяжные кромсали друг друга гвоздатыми махачами, резали литниками, втыкали в бока и спины заточки и арматуру, ломали друг другу колени и руки, и люто душили за глотки. Ксюша бестолково сучила ногами по полу, пока наконец не отползла на коленях к ближайшей колонне.

Ноль! Страшный ноль на индикаторе! Среди месива, брани, побоища, она осталась совершенно без всякой защиты, будто голая в одном из своих кошмаров! Любой мог ей навредить! И конечно же навредит, как только узнает, что у неё больше нет Перуницы!

Ксюша высунулась из-за колонны. Скиперские коломесились с Кольцевыми вокруг здоровенного бугая, кто успел отмордасить четырёх Взлётных. Рыжим бесом Клок заскочил к нему на загривок и ткнул шилом в шею.

– Я щас тебя на красный галстук возьму, сучка! – завизжал крышак. В груди обмерло, Ксюша спряталась за колонной, охватила колени и задрожала как на морозе.

– Я больше не буду! Простите! Я больше никогда-никогда не буду, только простите меня! – лепетала она и всхлипывала под шлемом. Гортанные вопли, мат, крики и выстрелы заглушило её бормотание – динамики отключились. Без звука и индикаторов треснутый шлем превратился в бесполезную скорлупу вокруг её головы.

Что с ней буд… что с ней будет, ког… когда бандиты узнают!

– Нормас всё, бикса? – прошил насквозь её голос Клока. Ксюша вскинула голову. С рыжей шубы густо капала кровь, губы Клока и щетинистый подбородок тоже залиты алым, словно он вгрызся в кого-то во время драки, на скуле припухший синяк, в кулаке задубелое шило, на морде остекленел жёлтый оскал. Это он, что, на неё скалится?.. Нет, он ведь не видит её лица. В зеркальном шлеме Клок видит только своё лицо и себе скалится, своему взбитому виду! Пока Клок не узнает – не узнает никто… Соберись, Ксюша! Вставай, хватит скулить! А иначе…

Ксюша с шарканьем комбинезона поднялась у колонны. «Иначе» толкало её наверх, как мячик со дна бассейна.

– По-победили? – не своим голосом просипела она.

– Всех, сука, под срез! Ты чё?

– В по-поряде я, дай отдышаться, – сжала Ксюша кулак на колонне и трудно сглотнула. – Сам-то чего?

– Хера ли мне? Клок фартовый! – раздёрнул Клочара руками, так что шуба на тощем животе распахнулась.

От баррикад после драки – прострелянные и разодранные матрасы, мелкие щепки, клочья ваты и трупы, вперемешку со сломанной мебелью и кровавым тряпьём. От двадцати Взлётных осталась всего-то дюжина