Книга Том 2. Копья Иерусалима. Реквием по Жилю де Рэ - Жорж Бордонов

грустный напев дурочки:

Вон туда под ветви олив

Я поведу свою милую.

Оттуда виден Фонтенеля разлив,

Он течет в Шароле…

— А моего, — начинает рассказ Жан Убер, грубой внешности человек (он приехал сюда, сопровождая Перонну Лоэссар, свою кузину, как принято говорить на английский манер, она убедила его остаться вместе с женой, Николь Убер, в «Голубом месяце»), — моего звали Жан, как и меня самого. Он так хорошо учился, что мы собирались сделать из него клерка. К несчастью, школьный учитель неожиданно умер, кровь ударила ему в голову, как раз в день прибытия сира де Рэ в Нант. Жан стал праздно шататься по улицам и площадям, невзирая на наши предостережения, он был такой любопытный… 17 июня он повстречал Принсе, которого еще звали Рэ-Глашатай. Он предложил нам отдать мальчика ему в пажи, рассказывал, сколько выгоды мы извлечем из его нового назначения. Прошло восемь дней. Принсе объявил нам, что ребенок не подошел ему, но он хочет позаботиться о нем. Я к тому времени уже записал Жана к другому учителю, мне хотелось, чтобы он продолжил учение. Слишком поздно! Принсе уже пристроил его к лакею Жиля, Анрие Гриару, а тот отдал его своему приближенному дворянину, шотландцу Спадину. Ребенок жил уже в доме Ласузов, он был волен вернуться домой, и, казалось, ему нравилось его новое положение. Он говорил, что Жиль — добрый хозяин и скоро он отправится в далекое путешествие, а его возьмет с собой. Вскоре нас посетил Анрие и предложил отдать Жана в лакеи к другу его хозяина Пуатвинцу. Он был так красноречив, что мы согласились…

— Могли ли вы отказаться?

— Мы все могли бы отказаться!

Николь не может больше сдерживать стонов.

— Еще неделя прошла благополучно. Жиль взял его в слуги, поручив уборку своей комнаты. Он относился к Жану дружелюбно, а нам прислал буханку белого хлеба из тончайшей муки. Жан сказал нам: «В конце концов моим хозяином, как мне кажется, будет Спадин. Он просил меня жить с ним в одном доме».

— А я ободрила его тогда, я, его мать! Я сказала ему, что все будет хорошо, чтобы он соглашался. В тот день мы видели его в последний раз. И он три раза возвращался поцеловать нас…

— Потом, — мрачно продолжает Убер, — я нашел Спадина и спросил его, где мой сын. Он и слушать меня не хотел. С кем бы из слуг Жиля я ни разговаривал, они все валили на Спадина… Теперь я знаю, что на самом деле сделали с Жаном. Его использовали, как и остальных. Мерзавцы наслаждались его телом, а потом убили, разрезали на куски. Когда мы расспрашивали Анрие и Пуатвинца, наш мальчик уже гнил в земле. Это был самый красивый паренек из квартала Сен-Леонар. Сколько мы пролили слез…

— Моего сына украл Пуатвинец, — включается Перонна Лоэссар. — Ему было всего десять лет. Он тоже был самым красивым ребенком Рош-Бернара и учился так же хорошо, как и ваш, Жан Убер. Теперь они вместе в раю…

Лицо Перонны желто, высушено горем, на голове ее черный капюшон. Говоря, она сжимает ладони, ее натруженные руки изборождены выступающими венами, похожими на корни старого дерева. Слова слетают с бескровных губ, слезы ползут по исхудавшим щекам, некогда полным и румяным, С потерей сына жизнь ее потеряла всякий смысл.

— Монсеньор де Рэ прибыл из Ванн, где наш герцог держит свой двор. Он остановился в Рош-Бернаре у трактирщика Жана Колина. Пуатвинец высмотрел моего мальчика и стал упрашивать меня отдать его в пажи. Он убеждал меня, что сын продолжит ученье и «его ждет много благ». Я была бедной, а он обещал мне купить платье за сто су. Правда, вместо пяти обещанных ливров я получила всего четыре. На следующий день я увидела своего сына садящим верхом на лошади между монсеньером и Пуату, у него был очень серьезный вид. Тогда меня охватило странное предчувствие. Я приблизилась к монсеньору Жилю. Сказала ему, что я — вдова и что они забирают моего единственного ребенка, мое утешение, мое будущее. Я умоляла его беречь моего мальчика, хорошо с ним обращаться, чтобы он вернулся ко мне крепким мужчиной. Он не соблаговолил мне ответить. Вместо этого он повернулся к своему товарищу, этому негодяю Пуатвинцу, и тихо сказал: «Ребенок действительно прекрасен, как ангел. Хороший выбор». И больше я не имела известий о нем. Я боялась думать о том, что с ним могло произойти…

— А моего сына звали Гийомом, — сказал Лебарбье. — Он любил пирожные и ел их не в меру много. Из-за этого ему трудно давалось ремесло кондитера, и я отдал его в ученичество к портному мадам де Рэ и других домашних монсеньера. Он жил прямо напротив замка Машкуль. Когда работы было много, они часто оставались работать прямо в замке. Однажды портной вернулся без Гийома. Он сказал, что мой сын отказался от портняжничества и согласился на место лакея. С того дня он больше не появлялся. Это было в Сен-Барнабэ в этом году…

— В сентябре было два года, как исчез мой мальчик, — говорит Перонна.

— А когда начинались расспросы, нам всегда отвечали, что ребенок где-то в других краях: в Тиффоже, Машкуле, Сент-Этьенне, в зависимости от случая.

— Или что он упал с моста в Луару.

— Или что он сбежал после мелкого воровства из страха быть наказанным.

— Эти злодеи были на службе у дьявола.

— Особенно Жиль, особенно он!

— Что мы должны думать о его слезах на процессе?

— Что он просит у нас прощения?

— Эх, женщины, — проворчал старец с бородой мага, который до сего момента не проронил ни звука. — Для меня правосудие уже свершилось. Когда дьявол выходит из человека, тот остается лицом к лицу со своими преступлениями. Мужество покидает его, вес содеянного прижимает к земле, а душу раздирают угрызения совести. Человек ползает на коленях и льет слезы, в точности как Жиль.

— Неужели ты думаешь, что мы сможем простить его? Жалел ли он когда-нибудь нас?

— Если вы сжалитесь над ним, Бог вспомнит об этом в минуту вашей смерти. Уж это я знаю наверняка, собратья: если мы придем на процесс с мягким сердцем, мы много выиграем в Его глазах.

— Тебе легко быть добреньким, у тебя ведь никого не украли.

— Я потерял внука, свою радость и надежду, так же, как и вы.

— Будешь ли ты молиться за это чудовище?

— Буду, потому что он более чем мы несчастен.

— А нам бы только