Книга Женская война - Александр Дюма

— А в этом-то главное затруднение.

— Пишите, что он барон де Ковиньяк, — сказала принцесса.

Подсудимый не возражал, и секретарь записал его имя.

— Теперь скажите, в каком вы звании? — спросила принцесса. — Надеюсь, что в этом вопросе вы не найдете ничего затруднительного.

— Напротив, ваше высочество; по правде, этот новый вопрос кажется мне одним из затруднительнейших. Если вы говорите о моем ученом звании, то я скажу, что я бакалавр словесных наук, лиценциат права и доктор богословия. Вы изволите видеть, ваше высочество, что я отвечаю не запинаясь.

— Но, сударь, я говорю о вашем военном чине.

— А на это я не могу отвечать вашему высочеству.

— Почему?

— Потому что я сам никогда не знал хорошенько, в каком я чине.

— Постарайтесь вспомнить, милостивый государь, мне нужно знать чин ваш.

— Извольте: во-первых, я сам произвел себя в лейтенанты, но так как я не имел подписанного по форме патента и командовал в течение всего времени, пока носил этот чин, только шестью солдатами, то потому думаю, что совсем не имею права хвастать им.

— Но я, — сказала принцесса, — я произвела вас в капитаны. Стало быть, вы капитан!

— А вот тут-то еще больше затруднений и совесть моя вопиет еще громче. Каждый военный чин в государстве, в этом теперь я совершенно убежден, только тогда считается действительным, когда он дается от имени короля. Ваше высочество, без всякого сомнения, имели желание произвести меня в капитаны, но, кажется, не имели на это права. Стало быть, с этой точки зрения я такой же капитан, как был прежде лейтенант.

— Хорошо, сударь; положим, что вы не были лейтенантом, не были капитаном, потому что ни вы ни я — мы не имели права раздавать патентов, но все-таки вы комендант Брона. А раз в последнем случае сам король подписал ваш патент, то вы не станете оспаривать силу этого акта.

— А он-то из всех трех актов самый спорный, ваше высочество…

— Это еще что? — вскричала принцесса.

— Я был назначен комендантом, правда, но не исполнял должность. В чем состоит должность коменданта? Не в патенте, а в исполнении обязанностей, связанных с этой должностью. А я не исполнял никаких обязанностей, связанных с должностью коменданта, я даже не успел приехать в мою крепость, с моей стороны не было даже начала исполнения обязанностей. Стало быть, я столько же комендант Брона, сколько капитан, а капитан я столько же, сколько лейтенант.

— Однако вас захватили на дороге в Брон.

— Совершенная правда, но в ста шагах от того места, где я был арестован, дорога разделяется, одна ветвь идет в Брон, другая в Изон. Кто может сказать, что я ехал не в Изон, а в Брон?

— Хорошо, — сказала принцесса, — суд оценит ваши доводы. Пишите, что он комендант Брона, — прибавила она, обращаясь к секретарю.

— Я не могу противиться, — заметил Ковиньяк, — если ваше высочество велит записать то, что находит нужным.

— Записано, ваше высочество, — отвечал секретарь.

— Хорошо. Теперь, — сказала принцесса, обращаясь к Ковиньяку, — подпишите протокол, сударь.

— Подписал бы с величайшим удовольствием, — отвечал Ковиньяк, — и мне было бы чрезвычайно приятно сделать угодное вашему высочеству; но в борьбе, которую я должен был выдержать сегодня утром против бордоской черни и от которой ваше высочество так великодушно изволили избавить меня с помощью ваших мушкетеров, мне, к несчастью, отдавили правую руку… А я никак и никогда не мог писать левой рукой.

— Запишите, что обвиняемый отказывается подписать, — сказала принцесса секретарю.

— Нет, сударь, не отказывается, а не может подписать, — сказал ему Ковиньяк, — напишите, что не может. Боже меня избави отказать в чем-нибудь такой великой принцессе, как ваше высочество, особенно если это в моих силах.

И Ковиньяк, почтительнейше поклонившись, вышел с двумя своими провожатыми.

— Я думаю, что вы правы, господин Ленэ, — сказал герцог де Ларошфуко. — Мы сами виноваты, что не сумели привязать к себе этого человека.

Ленэ был так занят, что не отвечал. На этот раз обычная проницательность обманула его. Он надеялся, что весь гнев суда падет на одного Ковиньяка. Но Ковиньяк своими неизменными увертками не только не рассердил судей, а скорее позабавил их. Допрос его только уничтожил весь эффект (если такой эффект был), произведенный допросом Каноля. Благородство, откровенность, честность первого пленника померкли перед хитростью второго. Ковиньяк совершенно затмил Каноля.

Когда стали опрашивать судей, то они единогласно приговорили арестантов к смертной казни.

Принцесса велела подсчитать голоса, встала и торжественно произнесла приговор.

Потом каждый по очереди подписал протокол. Прежде всех подписал герцог Энгиенский, несчастный ребенок, не понимавший, что подписывает, не знавший, что первая его подпись будет стоить жизни человеку. За ним подписались принцесса, герцоги, придворные дамы, потом офицеры и, наконец, городские чиновники. Таким образом, все приняли участие в мщении. За это мщение следовало наказывать всех — дворянство и буржуазию, армию и парламент. А ведь всем известно, что когда надо наказывать всех, то не наказывают никого.

Когда все подписали и принцесса была уверена, что мщение совершится и удовлетворит ее гордость, она открыла то самое окно, которое открывалось уже дважды, и, снедаемая жаждой популярности, громко закричала:

— Господа бордосцы! Ришон будет отомщен, отомщен достойно, положитесь на нас!

Громкое «ура!», похожее на гром, отвечало на это заявление, и чернь рассыпалась по улицам, заранее радуясь зрелищу, которое обещала сама принцесса.

Но едва принцесса Конде вернулась в свою комнату вместе с Ленэ, который шел за нею печально и все еще надеясь заставить ее изменить решение, как вдруг дверь отворилась и виконтесса де Канб, бледная, в слезах, упала на колени.

— Ваше высочество, — вскричала она, — умоляю вас! Выслушайте! Ради Бога, не прогоняйте меня!

— Что с тобой, дитя мое? — спросила принцесса. — И почему ты плачешь?

— Потому что вынесен смертный приговор, и вы утвердили его; а, однако ж, вы, ваше высочество, не должны убить барона Каноля.

— Почему же нет, дорогая? Ведь они убили Ришона.

— Но потому, что господин де Каноль, этот самый Каноль, спас ваше высочество в Шантийи.

— Его благодарить не за что, ведь мы обманули его.

— О, как вы ошибаетесь, ваше высочество! Господин де Каноль ни одной минуты не сомневался в том, что вас там не было. С первого взгляда он узнал меня.

— Тебя, Клер?

— Да, ваше высочество. Мы ехали с господином де Канолем по одной дороге, он знал меня. Словом, Каноль был влюблен в меня… И в Шантийи он… Ваше высочество, не вам наказывать его, если даже он виноват… Он пренебрег своим долгом из любви ко мне…