Книга Хранитель вод - Чарльз Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Присмотрите там за ними, – попросил я Клея.
Летта была последней. Освещенная вечерним солнцем, она была прекрасна, как никогда. Ветер играл ее юбкой, липшей к стройным и сильным, потемневшим от загара ногам. Сдвинув солнечные очки на лоб, Летта заключила мое лицо в ладони и поцеловала – один, два, три раза. Ее губы были мягкими и теплыми. Нежными. И они почти совсем не дрожали. Движением руки она откинула упавшие мне на лоб волосы.
– Танец всегда получается лучше, когда танцуют двое.
– Ты же знаешь, я почти не умею танцевать.
Летта лукаво улыбнулась.
– Зато я умею.
Я рассмеялся, а она поднялась на верхнюю площадку трапа и, исполнив один за другим два стремительных пируэта, которые мне так нравились, исчезла за дверью салона.
А я почувствовал, что часть моей души отправилась вместе с ней.
Тем временем из кабины появился пилот – мускулистый, широкогрудый, в зеркальных солнечных очках. Появился и встал в дверях. Боунз. Лицо его покрывал темный загар, который мой друг приобрел, катаясь на лыжах в Вейле и Бивер-крике. Боунз улыбался, словно Чеширский Кот, и я знал почему: он очень гордился тем, что в свои без малого шестьдесят он выглядит тренированнее, чем самые упертые фанатики кросс-фита. Нам с ним было о чем поговорить, но сейчас для этого не время и не место, и, судя по выражению его лица, Боунз тоже это понимал. Кивнув, он показал мне поднятые большие пальцы, потом быстро просигналил с помощью понятной нам обоим азбуки: 90–11.
«Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих».
Дверь захлопнулась, самолет вырулил на взлетную полосу. Взревели двигатели, и через несколько секунд «Гольфстрим» превратился в крошечную точку в небе.
Я повернулся к Солдату, который сидел у моих ног и повиливал хвостом.
– Ну, пошли?
Он сразу поднялся и, настороженно приподняв уши, посмотрел вслед самолету. Его хвост вращался со скоростью не менее шестисот оборотов в минуту.
Выйдя из ворот аэропортовского терминала, мы пересекли улицу и спустились к берегу, где у причала покачивался на воде «Китобой». На причале стояла она – я узнал ее сразу, несмотря на солнечные очки и шляпу с широкими полями. В этом году она приехала в Ки-Уэст раньше обычного. В одной руке она держала бокал с коктейлем, в другой – распечатанные гранки.
Я взял Солдата на руки и, поднявшись с ним на лодку, посадил на «бобовый мешок» и закутал в одеяло.
Глядя на меня с причала, она взмахнула рукописью:
– Ты окончательно решил? – спросила она.
Я пожал плечами.
– Одна часть меня говорит «да». Другая – «нет».
– Конец не обязательно должен быть таким.
Я долго молчал, пытаясь заглянуть в себя как можно глубже – туда, где находится источник всего: любви, вдохновения, самой жизни. Наконец я сказал:
– Мой колодец иссяк. Не знаю, смогу ли я…
Она кивнула.
– Ты хочешь, чтобы я говорила с тобой как редактор или как друг?
Мысленно я вновь перенесся на шестьсот миль севернее.
– Кажется, друг мне сейчас нужнее…
– Тогда… тогда запиши все на бумаге. Все, что с тобой произошло.
Отвернувшись, я долго смотрел в море, пока взгляд не остановился на поцарапанном оранжевом контейнере, крепко привязанном к носу «Китобоя». Теперь в нем лежал прах Мари. Настоящий. Сделав глоток из своего бокала, моя редакторша тоже показала на контейнер.
– С газетчиками я справлюсь. – Она покачала головой. – Это обойдется недешево, но… ты того стоишь.
Я завел мотор. Водная гладь блестела, как стекло, прохладный бриз холодил кожу. Под лодкой мелькнула длинная тень – робало или какой-то другой хищник. «Отведи меня домой!» – прозвучал в моих ушах голос Мари.
Я кивнул.
– Что ж, давай попробуем.
Она улыбнулась, отсалютовала мне бокалом и быстро зашагала вдоль причала, держа курс к очередному бару, а мы с Солдатом задним ходом отошли от причала и развернулись. Я переключил передачу, и «Китобой» не спеша двинулся вдоль южного побережья Ки-Уэста на восток. Солнце играло на облезлом оранжевом контейнере. Впереди лежало шесть сотен миль обратного пути.
Пути домой…
Думать об этом было приятно.
Боунз поработал с видеофайлами, снятыми на борту «Моря Нежности» и «Дождя и Огня», и власти произвели несколько десятков арестов на побережье Флориды и в других местах. Задержанных было больше шестидесяти человек, среди них оказалось немало очень известных людей. Эти последние наняли самых дорогих адвокатов, пытаясь выбраться из капкана и заткнуть рот средствам массовой информации, но опровергнуть видеосъемку было невозможно, тем более что во многих роликах фигуранты оказались запечатлены в обществе несовершеннолетних.
Журналистам так и не удалось напасть на мой след, несмотря на все их старания. Ни один наемный писака не продвинулся дальше «сенсационного» известия о том, что в разоблачении торговцев живым товаром принимал участие глубоко законспирированный секретный агент, который в течение недели освободил из плена двадцать шесть девушек и вбил осиновый кол в сердце мафиозной структуры, создавшей на Восточном побережье хорошо отлаженную систему продажи несовершеннолетних в сексуальное рабство.
Почти всем девушкам понадобилась медицинская и психологическая помощь, однако большинство благополучно вернулись к своим родителям – к прежней, нормальной жизни. Было несколько девушек, с которыми журналистам так и не удалось связаться; их телефоны были отключены, а сами они по месту жительства не появлялись. В конце концов пресса пришла к выводу, что их вывезли в неизвестное место для прохождения сложного курса психологической реабилитации.
Капитану «Демона» предложили сделку с правосудием – сокращенный срок, более мягкие условия заключения и так далее. Парень тщательно взвесил все «за» и «против» и теперь пел как канарейка. Кажется, его даже включили в программу защиты свидетелей – те, кого он «сдал», наверняка захотят с ним поквитаться.
Современная работорговля – бизнес серьезный.
Наш путь домой занял почти неделю. Мы не торопились и шли малым ходом, любуясь берегами. По ночам я спал на кормовом диванчике, прижимая к груди оранжевый контейнер с прахом Мари.
На острове, когда мы туда прибыли, ничего не изменилось. Автоматическая система полива работала как часы, и две сотни лаймовых и апельсиновых деревьев – как и розовые кусты – чувствовали себя просто прекрасно. Правда, мое длительное отсутствие, видимо, внушило сорнякам кое-какие надежды, поэтому первые несколько дней после возвращения мне пришлось посвятить отражению их массированной атаки. Я безжалостно выпалывал их, поливал гербицидами, выдирал из земли корни и в конце концов сумел восстановить былое статус-кво.