Книга Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства - Патриция Мойес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От Тиббета потребовались некоторые усилия для убеждения юной церберши в том, что хотя его случай является срочным, доктор Брент никак не сможет заменить доктора Томпсона. Девушка еще смотрела на посетителя в глубоком сомнении, когда открылась дверь – видимо, из столовой, и оттуда появилась Изобель Томпсон с весьма недружелюбным лицом.
– Мэри, в чем дело? – спросила она. – Я три раза звонила, и… – Тут хозяйка увидела Генри. – А, это вы.
Энтузиазма в ее голосе не присутствовало совсем.
– Да, миссис Томпсон. Мне очень неловко вас беспокоить, но я должен поговорить с вашим мужем.
– Ох ты боже мой. Неужели нам нельзя иметь хоть минуту покоя?
– Мне действительно жаль, миссис Томпсон, но это важно.
– Что, прах побери, здесь происходит, Изобель?
В холл вышел доктор с салфеткой в руке.
– Сегодня вечером, – сказал Генри, – вы подписали свидетельство о смерти мисс Доры Мансайпл.
– Да, подписал. Есть возражения?
– Нет, я только хотел бы узнать причину смерти.
Алек Томпсон улыбнулся:
– Дорогой мой Тиббет, ей было девяносто три.
– Мне это известно, но даже люди ее возраста не умирают без причины.
– Естественно, причина есть. В данном случае – сердечная недостаточность. У нее уже давно было слабое сердце.
– Вы ее осмотрели?
Алек Томпсон стал проявлять нетерпение:
– Послушайте, Тиббет! Вы были у меня в кабинете, когда позвонила Вайолет Мансайпл. У тети Доры был обычный приступ. Вы слышали, как я велел дать ей прописанные мною таблетки.
– Если это был обычный приступ, почему тогда миссис Мансайпл вам позвонила?
Доктор нетерпеливо взмахнул салфеткой.
– Наверное, приступ оказался серьезнее обычного, иные симптомы, видимо. Я приехал туда, как только смог, обслужив сначала более срочный вызов. Но старая леди уже умерла. Явно от сердечной недостаточности – это каждому понятно.
– Да и мне тоже, – ответил Генри. – У меня все, спасибо.
От дома доктора инспектор поехал в полицейский участок. Сержант Даккетт встретил его с горячим дружелюбием, предложив едва теплый чай, и стал с нескрываемым любопытством слушать телефонный разговор Тиббета с инспектором Робинсоном в Кингсмарше. Последний с профессиональным спокойствием согласился послать в Крегуэлл машину за стаканом и аптечным пузырьком, чтобы провести лабораторный анализ.
Когда Генри повесил трубку, сержант Даккетт, стараясь, чтобы вопрос прозвучал между делом, спросил:
– Это стакан из Крегуэлл-Лоджа, сэр, как я понимаю? Из дома покойного мистера Мейсона?
– Нет, – ответил Тиббет. – Не из Крегуэлл-Лоджа. – Достав стакан и пузырек из кармана, он положил их на стол. – Эти предметы, сержант, следует тщательно завернуть и отдать шоферу из Кингсмарша.
– Да, сэр. – Даккетт разглядывал предметы с большим интересом, потом спросил с интонацией человека, знающего, что у него есть мозги. – Наверное, стоит их надписать, сэр?
– Да, – ответил Генри. – Надпишите.
Сержант, облизав губы, достал ручку и пачку стикеров. Потом посмотрел на начальника с ожиданием.
– Напишите: «На химический анализ. Главный инспектор Тиббет».
Разочарование Даккетта могло бы тронуть любое сердце.
– И больше ничего, сэр?
– Больше ничего, – твердо ответил Генри. – Я возвращаюсь в «Викинг», позвоните мне, если будут новости.
Эмми ждала мужа в баре, попивая легкий эль и жалуясь на острый голод.
– Тебе пришлось задержаться у сэра Джона? – спросила она, почти не скрывая любопытства.
– Я был не у сэра Джона, – ответил Генри. – Точнее, был у него до шести часов. А потом я был в Грейндже. Сегодня вечером умерла тетя Дора.
Настроение у Эмми поменялось мгновенно.
– Умерла? Какой ужас. Она казалась совершенно здоровой за ленчем.
– Знаю, – мрачно ответил инспектор.
– Боже мой, какая жалость, – сказала Эмми. – Бедная миссис Мансайпл! Сперва Реймонд Мейсон, а теперь еще и это. Хотя стоило ожидать…
– Почему ты так говоришь?
– Ну, ей же было за девяносто…
Тиббет рассеянно кивнул.
– Да, знаю. – Помолчав, он добавил: – И это скажет каждый.
– Генри! – Эмми поставила стакан на стол. – Ты же не станешь утверждать…
– Я не знаю, – ответил он. Вдруг на Генри навалилась усталость. – Вот правда, не знаю. – Он улыбнулся жене. – Может, опять это проклятое чутье.
– Но… – Она быстро оглядела бар. Если не считать двух мужчин в твидовых костюмах, громко обсуждающих в дальнем конце зала вопросы свиноводства, никого больше не было. И все же Эмми понизила голос: – Если смерть тети Доры оказалась неестественной, то тогда и смерть Реймонда Мейсона тоже была такой же.
– Это мы знаем, милая. Его застрелили.
– Да, но ты думал, что это был несчастный случай. А теперь ты полагаешь, что его убили намеренно, также как и тетю Дору, которая слишком много знала.
Настала долгая пауза. Потом Генри сказал:
– Боюсь, что это может быть правдой или хотя бы частично. От всей души надеюсь, что это не так. А теперь давай убедим вот этого пережитка феодального общества дать нам поесть.
Через два часа, когда супруги поужинали, выпили еще по кружке пива в баре и поднялись по шаткой лестнице к себе в комнату, инспектор открыл портфель и достал пачку бумаг, полученных от мисс Мансайпл. Он положил их на стол, придвинул стул и стал внимательно изучать.
– Что это у тебя? – спросила Эмми, направляясь в ванную. Она остановилась и заглянула через плечо мужа.
– Брошюры тети Доры, – ответил Генри.
– «Экстрасенсорные проявления в царстве животных», – прочла Эмми. – «Ауры и эманации», «Свидетельство о духе собаки-поводыря» – ты же не думаешь, что здесь обнаружишь ключ к разгадке?
– Не знаю, – ответил инспектор, – но я должен их просмотреть.
Тетя Дора собрала для Генри странный ассортимент литературы. Эмми уже давно легла и уснула, а он все еще усердно пробивался сквозь откровения духа индейского проводника (открывшегося одной леди в Илинге), который говорил о проявлениях духов людей в животных и наоборот. Он обратил внимание, что старушка подчеркнула несколько пассажей лиловыми чернилами: «Действия человека всегда объяснимы, но только если известны все обстоятельства. Вот почему чистым безумием является попытка прожить жизнь, а уж тем более интерпретировать ее, без помощи Мира Духов». Генри поразило сходство данной фразы с чувствами, которые испытывал по поводу людского поведения сэр Клод.
Другие подчеркнутые выдержки относились к черепаховой кошке по имени Манон, которая дважды являлась владельцам после смерти и каждый раз пыталась ограбить кладовую, а также к гнедому мерину, настоятельно отказывавшемуся проезжать там, где случайно была убита на охоте его мать.