Книга Страна коров - Эдриан Джоунз Пирсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То было как день и ночь, – сказал он. – А миг покаянья стал сумерками.
В пышных подробностях Уилл рассказал мне о том, чем занимались они с девушкой из супермаркета все годы, что были вместе. И как день, когда он наконец решился эти отношения прервать, стал самым трудным в его жизни.
– Ну или, по крайней мере, вторым самым трудным, – сказал он. – Да, вероятно, это был второй самый трудный день в моей жизни. Но он до сих пор не превзойден.
Внимательно слушал я повесть о разделенной любви и восстановленном браке. Со временем голос его стих, и Уилл еще хлебнул из манерки. Ясно было, что он достиг конца своих воспоминаний.
– Так, а могу я, значит, задать вам еще один вопрос, мистер Смиткоут?
– Если надо…
– Почему вы все время здесь? В этом кафетерии? За этим столиком? Вы, похоже, постоянно сидите на одном и том же месте. Почти все свое время проводите тут под табличкой «НЕ КУРИТЬ». Но почему? Вам разве никогда не хочется пойти домой?
Уилл чуть хохотнул. Но не по-доброму. Среди слышимого смеха бывает хороший смех – и другой разновидности, так вот, хохотнул сейчас Уилл смехом другой разновидности.
– А что такое дом, Чарли? Вы задали простой вопрос. Но чтобы вести разумную дискуссию, нам нужно быть точными в определениях, верно? Нужно убедиться, что мы тут говорим об одном и том же…
– О доме?
– Да. Вы можете мне сказать, что такое дом?
– Дом – это… дом – это где вы живете.
– И?
– И спите. Это где вы живете и спите.
– Хорошо. И?..
– Ну, и книжки читаете. Дом – это место, где можно жить, спать и читать публицистику, когда окружающий шум так громок, что о сне не может быть и речи.
– И, значит, ваш дом – это ваша квартира в корпусе для расселения преподавателей?
– Теперь – да.
– Это ваш дом?
– Да.
– Потому что вы там живете?
– Да.
– Нет, Чарли. Это не дом. Дом – это нечто большее. Гораздо большее. Ну да, вы, конечно, сейчас живете в Разъезде Коровий Мык. Но Разъезд Коровий Мык вам не дом. Марша Гринбом живет в этом своем чулане-студии с тех пор, как переехала в Коровий Мык, но чулан этот ей не дом. Я проживаю в двухэтажном доме, где раньше обитали мы с женой. Только это было много лет назад, а все имеет склонность меняться. Тут, в темном кафетерии, видите ли, я потому, что у меня больше нет дома, куда можно было бы пойти.
– Вы бездомны?
– Нет, я не бездомен – я же в штате, ради всего святого. Но дома у меня нет. Уже нет. И уже два года как нету. – За окнами кафетерия к концу клонился самый короткий из дней. Начиналась самая длинная ночь. Уилл допил манерку до конца. – Черт бы драл, – сказал он. И затем: – Все просто обожают супермаркет, нет? Супермаркеты огромны. И внушительны. Они прекрасны, изобильны и бывают полезны, когда вам нужен какой-нибудь особый предмет, экзотический, который трудно найти. Но супермаркет – это не дом.
Мне показалось, будто я понимаю, о чем он. Или хотя бы что он пытается сказать. И потому я сменил тему еще один последний раз.
– Мистер Смиткоут, – сказал я. – А вы можете рассказать мне кое-что об истории? Я знаю, у вас отпуск и все такое… но вы готовы поведать мне, как устроена сама история? Мне это частенько бывало интересно. И вы, похоже, как раз тот человек, кто способен мне это разъяснить. Сидя тут, в этом пустынном кафетерии. За окнами гаснет дневной свет. Академический год достиг своей переломной точки. Семестр – окончания своего воплощенья… или, если угодно, начала своего растворения. Мистер Смиткоут, расскажите мне, пожалуйста, об… истории?
Уилл не стал отвечать сразу же. С нескрываемым скептицизмом рассматривал он меня через стол. И слышно было, как под тихий гул кафетерия рядом со льдогенератором фоном мелют жернова времени. То был миг, который я буду помнить долго. Всем существом своим я ждал его ответа.
* * *
В тот день я вернулся домой и застал математичку за моим кухонным столом – она сидела и читала первые главы «Справочника для кого угодно: любовь и общинный колледж».
– Надеюсь, это ничего, что я еще здесь, – сказала она, откладывая книгу в сторону. – У меня просто нынче в квартире так одиноко. Надеюсь, вы не возражаете, что я позволила себе вольность остаться?
– Конечно, – сказал я. – Оставаться – это хорошо. А вольность всегда предпочтительней своей альтернативы…
– Я старалась быть полезной. Пока вас не было, я прибралась у вас в спальне.
– Правда?
– И погладила вам рубашки.
– Спасибо!
– И переставила женские туалетные принадлежности в вашей ванной.
– Что?
– Они стояли не по порядку. Надеюсь, это ничего?
– Не по порядку?..
– А если нет, просто верните их на прежние места…
Женщина поднялась от стола.
– Чаю? – спросила она.
– Буду признателен… – ответил я, после чего: – Спасибо…
Женщина налила чаю, который уже вскипятила, затем поставила чашку передо мной на стол.
– Как прошел день?
– Прекрасно. Я же администратор в области образования. Все мои дни проходят прекрасно.
Женщина кивнула, словно раздумывала над неким экзотическим и далеким понятием. Потом звякнула, опуская свою чашку на блюдце.
– Должна вам признаться, – сказала она. – И это касается вас. Видите ли, я была не права, думая то, что думала. Я очень ошибалась в вас.
– Неужели?
– Да. Я всегда видела в вас только образованческого управленца. А допускала я это лишь из-за того, что вы были… ну, понимаете – что в вас больше ничего не было. А теперь вижу, что оттенков в этом больше…
– Правда?
– Да. Жизнь сложнее, чем кажется. Теперь я вижу, что вы можете быть гораздо большим. Что управлению образованием не обязательно быть точной противоположностью просвещения в классе. Что эти две ипостаси могут сойтись воедино вполне прекрасно – как пересечение двух множеств. Что примирение может так же возбуждать, как и боренье…
Женщина легонько провела тылом пальцев мне по щеке.
– А вот если вы еще и сбреете эту свою бороду, то вообще станете чем-то другим.
– Да ну?
– Попробуем?
Женщина завела меня в ванную, я вытащил бритвенные принадлежности и повозился с ними, а пока намыливал себе лицо и правил бритву на кожаном ремешке, она сидела на унитазе с закрытой крышкой и наблюдала за моим отражением в зеркале.
– У вас еще осталось под правой скулой… – говорила она.