Книга Изнанка - Сергей Палий

В месте, где соприкасались силы людей и изнанников, уже образовались несколько куч из мертвых тел, там и тут виднелись языки огня, пожирающего свои жертвы. Шальная искра попала в протекающую неподалеку мазутную реку, и теперь она горела, выбрасывая вверх сине-желтые струйки. Жуткое, беспощадное, фантасмагорическое действо разворачивалось на поле изнанки под призрачным заревом лилового неба.

Рысцов тряхнул головой, отгоняя оцепенение, и звуки происходящего разом бахнули по ушам. Стоны, хлопки выстрелов, гул пламени, топот сотен ног, похожий на стук дождя по рубероиду крыши.

– Етить твою мать! – вскрикнул Петровский, разворачиваясь и хватая железный прут.

Все дернулись и посмотрели, что так испугало гения freak-режиссуры. Позади них стоял изнанник. Его узнаваемая фигура маячила между огромным клепаным металлическим баком и ворохом полугнилых кусков плотной бумаги и фанеры.

– Не двигайтесь, – прошептал Аракелян, шумно дыша.

Уродец поводил своей обезображенной головой из стороны в сторону и слегка покачивался, будто пружинил на конечностях. Он не приближался, но и не уходил – словно ждал чего-то. Валера заметил, что на его туловище висят какие-то темные обрывки тряпья, прикрывая костные наросты в районе, где у человека должны быть ребра. Прошла минута, другая. За бруствером все еще слышались гуканья одиночных выстрелов, щебет очередей, полные боли крики, шум горящего мазута...

Четверо уставших, грязных, отчаявшихся людей смотрели на неприглядное порождение эса. Непредсказуемого, подслеповатого, чудовищного в своей масштабности эса, который хотел скопировать человека. И... не справился. Одно дело билетики на поездку в метрополитене штамповать по образу и подобию, а другое дело – человека. Он, пожалуй, устроен несколько сложнее картонного прямоугольничка...

Вдруг изнанник запрокинул голову и издал звук, от которого у всех екнуло сердце и заболели зубы. Крик не крик, вой не вой, скулеж не скулеж – что-то среднее. Долгий, монотонный гудок, вырвавшийся, казалось, из самой плоти уродца. Или у них все же есть аналог человеческих голосовых связок?

Изнанник закончил трубить и снова принялся знакомо покачиваться на полусогнутых нижних конечностях. Уходить он, видимо, не собирался.

– Что же он хочет, так-сяк?

– Бравирует...

– Нет, не бравирует. Он зовет нас за собой.

Все повернулись и с подозрением уставились на Альберта Агабековича.

– Вы уверены, профессор? – спросил наконец Павел Сергеевич.

– Я ни в чем не уверен. Но других объяснений у меня просто-напросто нет. Сначала подумал было, что он подзывает своих сородичей. Но сами видите... никто не подходит.

– Так они... все-таки разумны? – ухмыльнулся Петровский.

– Я не знаю, – по слогам повторил Аракелян, обреченно опустив плечи. – Я ничего не знаю наверняка. Предполагаю, не больше.

Изнанник не уходил. Покачивался себе как ни в чем не бывало, словно до лампочки ему, что в это время в полусотне метров от этого места его соплеменников пачками отправляют в праотцам. Точнее, куда-то подальше, ибо предков у них, кроме неотзывчивого эса, не было.

– Если допустить, что ваша догадка верна, – сказал Таусонский, – то остается лишь один насущный вопрос: куда этот... ковбой нас приглашает?

– Думаю, выбор у нас не слишком богатый, – откликнулся профессор. – И выяснить, куда он нас зовет, можно лишь опытным путем. Если, конечно, никто совершенно случайно не владеет языком изнанников. Тогда – можно спросить.

Шутка не прокатила.

– Идем? – неловко передернув плечами, предложил Рысцов.

– Да. – Андрон моргнул здоровым глазом и вытер пот с шеи.

Изнанник ждал. Его кособокий силуэт уже не воспринимался как нечто диковинное – пригляделись. Интересно, как эти существа видят нас? Или они нюхают? А может – термалируют... Пожалуй, человеческая братия для них тоже не слишком красива.

С момента, как друзья попали в изнанку, как-то само собой вышло, что решающее слово оставалось за грузным подполковником с поломанными ушами профессионального борца и цепким взглядом гэбиста. И вот теперь все невольно ждали, что скажет Павел Сергеевич.

Он, наверное, тоже почувствовал это и не стал тянуть. Резюмировал:

– Способности нашего лакмуса здесь не фурычат. А если верить тому придурку, которому я в жбан фляжкой засветил, так-сяк, то и проснуться мы не сможем рядом с этими прекрасными ликом ребятами. Сколько мы уже в С-пространстве?

– Часов семь-восемь, не меньше, – сердито отозвался Валера. – Я не лакмус...

– Верно, уже около трети суток. Стало быть, осталось у нас часов десять безболезненных. Правильно, профессор? Вот именно. Потом наши тела в реале уже станут вести себя довольно противно – писать в штаны, какать. И твой, Андрон, троюродный дядя не сможет нас разбудить, понимаешь? Через сутки организм будет жестоко обезвожен, а через пару мы примемся благополучно издыхать. Там, под Смоленском. И здесь – соответственно. Я ничего не напутал, Альберт Агабекович?

– Ну помрем мы не через трое суток, конечно, а попозже. – Профессор потрогал кадык. – Но в общих чертах все правильно. Дискомфорт обеспечен серьезный.

Изнанник покачивался и медленно крутил башкой. Выстрелы за бруствером стали звучать реже.

– А значит, – подвел итог Таусонский, – нам нужно в течение ближайших десяти-двенадцати часов хотя бы попробовать найти ответы на вопросы, которые привели нас сюда. И успеть выбраться из изнанки, чтобы система экстренного пробуждения вышвырнула нас обратно, так-сяк. Пинком в реальность. Все согласны?

– Теоретически – есть еще один вариант, – тихо произнес Аракелян. – Бросить все и немедленно вернуться в Город на траве. Сразу оговорюсь, мне этот вариант не нравится.

– Пойдемте, – сказал Петровский, и в его глазах мелькнула ненависть. К изнанке, к ее уродливым жителям, к эсу вообще.

Рысцов ничего не сказал. Только кивнул, соглашаясь с другом.

– В таком случае рискнем прогуляться по местным достопримечательностям с этим вот... – Павел Сергеевич мотнул головой в сторону изнанника, – гидом.

Они поднялись и, стараясь не выпрямляться в полный рост, двинулись в сторону уродца. Тот сразу активизировался и с готовностью попятился бочком в узкий проход, скрывшись за клепаным баком. А ведь и впрямь ждал, зараза...

Бой за бруствером окончился. Оттуда доносились только жалобные стоны умирающих людей и редкие контрольные выстрелы. Никто не решился обернуться и посмотреть – чья взяла... Слишком страшно становилось при одной только мысли о развернувшейся картине на поле брани. Там, где все еще горела вязкая река...

Рысцов вдруг закашлялся, отхаркиваясь тягучей слюной – к горлу подступил колючий комок. Это ветерок донес из-за пригорка запах обугленной плоти.

– Пить ни у кого нет, конечно, – утвердительно сказал он, поборов приступ тошноты.