Книга Бабочки Креза. Камень богини любви - Елена Арсеньева

И вдруг Тихонов сказал:

— Ничего, господа, я знаю, как делу помочь. Я для вас выписал настоящую талантливую артистку, к тому же с прекрасной внешностью. Истинная богиня! А уж какие у нее туалеты! Настоящие парижские! Она с успехом будет выступать в первых ролях и поднимет сборы.

С этими словами он ушел, даже не выслушав наше мнение.

Собственно, никакого мнения не было, так мы были ошеломлены.

Он уже выписал! Не предложил нам ее послушать, посмотреть в ролях, а сам бесцеремонно распорядился. Наше мнение ему неинтересно! Мы для него — всего лишь актерский сброд!

Но делать было нечего. Слишком мы зависели от Тихонова, чтобы позволить себе спорить с ним. Настроит против нас председателя правления Общества, вышвырнут нас вон из театра — куда мы пойдем? А лишиться посреди сезона даже небольшого заработка страшно…

Через три дня Тихонов привел новую артистку. Это была великолепно одетая, прехорошенькая молодая женщина с прекрасными черными глазами. От нее исходил аромат восхитительных духов. Тихонов от нее не отходил, видно было, что увлечен Серафимой Георгиевной не на шутку. Фамилия ее была Красавина.

— Конечно, это псевдоним, — сообщил нам Тихонов, играя глазами с новенькой, — но он Серафиме Георгиевне необычайно к лицу.

Ну, с этим нельзя было не согласиться. И хотя все во мне восставало против того, каким образом эта женщина войдет в нашу труппу, я все же не мог не восхититься ее красотой. Да и не только в красоте дело! Она была рождена повелевать сердцами мужчин… и я невольно вспомнил давние годы и Эльвиру, восхитительную Эльвиру… Я ничего не слышал о ней с тех пор, возможно, ее больше нет в живых, ведь прошло двадцать лет… но не мог забыть того впечатления, которое она на меня когда-то произвела. Долгие годы потом я увлекался женщинами, которые так или иначе были похожи на нее: высокими властными блондинками. Серафима Георгиевна была полной противоположностью: маленькая брюнетка южного типа, но сила всепобеждающей женственности была ей дарована от природы в той же мере, что и Эльвире. А я… возможно, я мог любить только тех женщин, которые характером сильнее меня. Моя бедная Лизонька, царство ей небесное, могла подчиняться, но не подчинять, я же искал в женщинах иного, но и любовницы мои предпочитали быть слабыми женщинами при сильных мужчинах. По Тихонову было видно, что эта Серафима Георгиевна его скрутила в бараний рог… понятно, что я невольно затрепетал!

Впрочем, никакого виду, никакого своего впечатления я не показал, сохранил вежливую мину, как прочие члены труппы, вот и все.

Новая артистка держала себя гастролершей, милостиво поболтала с десяток минуток и удалилась в сопровождении Тихонова.

Мы недоумевали: зачем же такой артистке, получающей, судя по внешнему виду и туалетам, большие оклады, ехать в провинциальный театр и устраиваться в наше товарищество за жалкие, прямо скажем, гроши? И почему она без ангажемента в разгар сезона?

Кое-какие размышления на сей счет у нас были, конечно, но мы решили подождать, что покажет будущее.

И оно показало…

Наши дни

В переулке Клитчоглоу оказалось совершенно безлюдно. Как будто здесь и не живет никто. Ни одной души не видно ни во дворах, ни на крылечках, ни в окошках. А впрочем, кто знает, может, из-за какой-нибудь занавески на Алёну устремлен недобрый взгляд…

Она мигом пожалела, что снова потащилась наступать на те же грабли, зашла за угол дома, где была более или менее защищена от возможных враждебных взоров, и принялась посвистывать и призывать:

— Собака! Собака, иди сюда! Колбаски хочешь? Да ты моя хорошая! Иди ко мне! — И опять свистела.

Впрочем, и свист, и призывы пропали даром — на них никто не отозвался, никто колбаски не хотел. Но не уносить же их с собой, не есть же самой — что собаке здоро́во, то человеку смерть, — а потому она осторожненько расстелила пластиковый пакет под березой и разложила на нем свои приношения. Потерла руки слежавшимся, жестким, словно наждак, снегом, чтобы не пахли колбасой, и огляделась.

Вон тот дом с заколоченным чердачным окном. А где же дом, в котором живет Секлита Георгиевна? Сейчас трудно вспомнить, в какое именно полуподвальное окошко она въехала ногой, соскользнув с сугроба.

Алёна немного походила по двору… Странно. Получалось, что такие окна были только у дома с заколоченным чердаком! То есть у того самого дома, в котором назначает свои пугающие встречи неизвестная особа, чье имя или фамилия начинается на букву А.

Да, соседку же себе завела Секлита Георгиевна…

А впрочем, соседей, как и родителей, не выбирают.

Однако странное совпадение… Нет, скорей всего, это случайность, Секлита Григорьевна — женщина интеллигентная, ни в чем таком не может быть замешана.

А если вспомнить, что именно это — «такое»? Уголовщина, каким-то боком связанная с ювелирными изделиями. А Секлита Григорьевна, чья интеллигентность доказана всего лишь тем, что она запоем читает романчики Алёны Дмитриевой, работает, между прочим, в магазине, где продают бижутерию…

Да ну, глупости. Совпадения в жизни порой бывают такие ошарашивающие, что, прочти о них в книге, ни за что не поверишь.

Продолжая себя в этом старательно убеждать, Алёна промаршировала мимо дома туда-сюда, оглядываясь во все стороны. Двор был по-прежнему пуст. Алёна высмотрела дверь, ведущую в дом. Дверь находилась на крылечке. Никакого входа в полуподвал она не нашла. Видимо, все жильцы дома шли через эту дверь. Значит, она не может быть заперта. Значит, через нее можно войти и ей…

Алёна оглянулась. Показалось или за углом мелькнуло что-то серое?

Она подождала.

Наверное, показалось.

Для бодрости коснувшись ладонью ствола березы, Алёна поднялась на крыльцо, оглянулась… никого. И потянула дверь.

Та открылась.

«Вот интересно, зачем я сюда иду?» — раздраженно подумала Алёна и вошла в коридор. Запах старого, сырого дерева, залежалых вещей, невыветренной керосиновой гари, прогорклого масла так и ударил в нос. Грязно как, на полу мусор, какой-то пакет валяется рваный… Брр!

Алёна оглянулась было — просто чтобы глотнуть свежего воздуха и какое-то время не дышать, пока глаза не привыкнут к полумраку, и тотчас в панике прикрыла за собой дверь. Не веря глазам, приникла к какой-то щелке. По тропинке между домами быстро, чуть оскальзываясь, шел тот самый человек в сером пальто, черной шапке и черном шарфе, которого Алёна уже видела сегодня в парке! Именно к нему побежала лизаться Сильва, а он раздраженно ринулся прочь.

Теперь понятно, почему он так разозлился. Потому что Алёна оглянулась — и могла обратить внимание на человека, который за ней следил, а он за ней следил, иначе зачем бы потащился в этот богом забытый переулок?!

Нет, конечно, может, и он в этом доме живет, всякое бывает, да что-то верится с трудом.