Книга Хроника №13 - Алексей Слаповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Робинзон Крузо» и «Житие протопопа Аввакума» написаны практически в одно и то же время, в начале эпохи Просвещения.
С «Робинзона» начался классический английский роман, с «Жития» пошла вообще русская литература. Как минимум – проза.
В «Робинзоне» важны любовь к Богу и освещенное верой осмысленное жизнестроительство, в «Житии» – любовь к Богу и освещенное верой осмысленное страдание.
Так на этих двух вещах, жизнестроительстве и страдании, и стоят до сих пор наши культуры. У них уклон в одно, у нас в другое. Я же люблю обе книги и, раз в моей душе это сходится, почему бы ему не сойтись и в жизни? Когда-нибудь…
Бывает состояние смятения, почти ужаса: ты разучился писать, ты сомневаешься в каждом слове, не умеешь выбрать из крутящихся в голове одно, единственно правильное – а это, быть может, самое главное в твоем деле: порядок слов. Пробуешь и так, и так – и все не то. А бывает что-то вроде творческого эпилептического припадка, вернее, его начала, прямо по Достоевскому: тебе все абсолютно ясно, ты все понимаешь и умеешь, слова появляются только те, какие нужно, и каждое встает на свое место – будто всегда было там. И даже неправильные идут в ход, оказываются чудодейственно необходимы, создавая непреложный синтаксис смысла. А потом отрезвление, и все сначала…
В России меньше одного процента оправдательных приговоров. Говорю знакомому адвокату: ужас! Он отвечает: зато условных приговоров больше сорока процентов. А есть мягкие: штрафы, поселения. Суды у нас – корпоративная коммерческая структура, связанная с правоохранительными и иными органами. Жесткий обвинительный приговор – товар на самом деле неходовой, хоть и необходимый (для острастки и ассортимента), оправдательный невыгоден деловым партнерам судов – ментам, а вот смягчениями приговоров торгуют бойко и прибыльно. И волки (суды, менты, да и адвокаты) сыты, и другие волки (практически помилованные воры, жулики и убийцы) целы. Хуже всего овцам: у кого нет денег или на кого есть госзаказ – посадить.
У меня было уже много публикаций и несколько книг, я жил уже в Москве, и вот вернулся, позвонил старенькой своей учительнице литературы, которая утвердила меня когда-то в мечтах о писательстве, напросился в гости. Собираясь, думал, что бы ей преподнести. Листал страницы журналов и книг, читал – словно ее глазами… В результате не взял ничего.
Соcтавляя книгу текстов последних лет, решил поместить там свои прозаические дневниковые стихотворенья, которых у меня накопилось около полутора сотен. Представлял, как читаются они другими глазами, более умными, чем мои. Отобрал сорок. Потом двадцать. Десять. Сейчас не осталось ни одного, не будет такого раздела в книге.
Учительский счет.
Мы живем в гамлетовское время, вопрос быть или не быть, действовать или не действовать – тотально актуален. Любое действие – зло. Элементарно: умываешься – расходуешь драгоценную воду, включил свет – тратишь энергию, едешь на машине – отравляешь воздух, что-то производишь – уменьшаешь ресурсы сырья, увеличиваешь количество продукта и повышаешь уровень потребления. Бездействие – зло еще большее. Это можно сравнить с движением к пропасти на общем поезде, и свернуть некуда. Парадокс в том, что, если сбавить скорость, свалишься, только позже, но зато уж наверняка. Следовательно, придется ее увеличить так, чтобы эту пропасть перелететь. Вопрос только в том, хватит ли времени. Прогресс не только не остановим, он фатально неизбежен.
P.S. Приземление после перелета будет жестким.
Терпеть не могу: «Я вас наберу».
Раздражают и выражения более обиходные: «получить удовольствие». Все равно что – «заняться любовью». «Я от этого фильма никакого удовольствия не получила!»
Получают зарплату вообще-то.
Кстати, в устной речи не употребляю слово «фильм». Говорю – «кино».
Слово «употребляю» тоже не употребляю.
«Мы приобрели холодильник». А если купить?
«Мы посетили выставку». А сходить?
Отвращает слово «трудиться» (в речи опять же). «Я тружусь». Котурны. Предпочитаю работать.
Еще весело: «Слежу за вашим творчеством». Ну-ну, следите. Наружка такая.
Короче, люблю простые слова.
Позвоню, сходим в кино, может, оно понравится нам, а мы друг другу, и займемся…
Но вот тут-то как сказать?!!!!
Я ехал в поезде с человеком, который живет с недавних пор в Германии. Он на социальном пособии (немцы платят ему за еврейскую маму; к ней, заболевшей, он и направлялся), он не знает современной русской литературы, музыки и кино, но знает, что они про грязь, безнравственность и секс, поэтому не читает, не слушает, не смотрит. У себя дома (в Германии) наслаждается добрыми старыми советскими фильмами, читает Распутина, Бондарева, Алексина, Виля Липатова… Булгакова полагает не по чину превознесенным, а сцены с Иешуа мерзопакостными… Было полное ощущение, что это типичный советский полуинтеллигентный старик, оставшийся навсегда в прошлом. Только моложавый. Выяснилось: ему 52 года.
«Сейчас расскажу свою жизнь, а вы потом роман напишете».
«Вы из жизни берете или придумываете?»
«Да, я о вас много слышал. А что вы написали?»
«Хорошо вам: на работу ходить не надо!»
«А сколько за книгу платят?»
«Я тоже когда-то чего-то карябал. Потом бросил эти глупости».
«Вы писатель? Здорово. С Акуниным, наверно, знакомы?»
«У меня брат в Тамбове живет двоюродный – тоже писатель».
«Вам это для денег или для славы?»
«Я вам сейчас свои стихи почитаю».
«Видел, твоя книга в магазине появилась. Не купил, думаю: сам подарит. Что, нету? Почему?»
«Писатель? Ясно. А работаете где?»
И т. п.
Русское мужество: когда что-то болит, терпеть – авось само пройдет. Жить с нелюбимым человеком и терпеть: авось все наладится, изменится, авось он (она) поймет, почувствует, догадается. Хаять начальство и власть и терпеть: против лома нет приема, как бы хуже не вышло, высунешься – по шляпку вобьют. Видеть, как рядом человека унижают, мытарят, душу из него вынимают, и терпеть – все равно другие не поддержат, а тебе достанется. Зато страшно нетерпеливы в мелочах: орать, когда на почте окошко закрыто, влезть первым в очередь из двух человек, пихаться в вагон, пусть даже пустой, электрички или метро – привычная картинка.
