Книга Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города. 1917-1991 - Наталия Лебина

Безусловным признаком распространения стиля унисекс считается освоение женской модой брюк – традиционного вида мужской европейской одежды. Этот процесс, начавшийся на Западе уже в 1920‐х годах, пришел в СССР только в середине 1950‐х годов. В советском культурно-бытовом пространстве брюки даже как часть мужского костюма нередко становились поводом для бурных идеологических споров среди комсомольцев. В 1920‐х годах фаворитом моды для сильной половины стал так называемый «оксфордский мешок» – широкие брюки из тонкого серого сукна в мелкую клетку с сизым отливом, в которых ходили студенты Оксфордского университета. Но в начале нэпа «оксфордами» комсомольские активисты окрестили почему-то узкие брюки, модные у эдвардианцев – английских денди. «Обтянулись „оксфордами“ и фокстроты наяривают», – писала о нэпманах газета уральских комсомольцев «На смену»1012. Мода на настоящий «оксфордский мешок» пришла в СССР в конце 1920‐х годов. Поэт Вадим Шефнер вспоминал реакцию его пожилой соседки на новый стиль: «Ой, и модные ребята вы стали!.. Я помню, парни узенькие брюки носили в трубочку, чем ужее – тем моднее, а нынче чем ширше – тем красивше»1013. На государственный уровень обсуждение ширины штанин было поднято в период хрущевской оттепели. Поклонника «дудочек»1014 могли исключить из комсомола с клеймом человека, не верящего в социализм, «нигилиста». Не случайно одноименное стихотворение Евгения Евтушенко, написанное в 1960 году, начиналось со строк: «Носил он брюки узкие, / читал Хемингуэя». Андрей Битов немного пафосно, но совершенно справедливо писал об оттепели:

Лучшие годы не худшей части нашей молодежи, восприимчивой к незнакомым формам живого, пошли на сужение брюк. И мы им обязаны не только этим (брюкам), не только, через годы последовавшей, свободной возможностью их расширения (брюк), но и нелегким общественным привыканием к допустимости другого: другого образа, другой мысли, другого, чем ты, человека. То, с чем они столкнулись, можно назвать реакцией в непосредственном смысле этого слова. Как раз либеральные усмешки направо по поводу несерьезности, ничтожности и мелочности этой борьбы: подумаешь, брюки!.. – и были легкомысленны, а борьба была – серьезна. Пусть сами «борцы» не сознавали своей роли: в том и смысл слова «роль», что она уже готова, написана за тебя и ее надо сыграть, исполнить. В том и смысл слова «борцы». пусть они просто хотели нравиться своим тетеркам и фазанессам. Кто не хочет… Но они вынесли гонения, пикеты, исключения и выселения с тем, чтобы через два-три года «Москвошвея» и «Ленодежда» самостоятельно перешли на двадцать четыре сантиметра вместо сорока четырех, а в масштабе такого государства, как наше, это хотя бы много лишних брюк1015.

На рубеже 1950–1960‐х годов властные структуры изменили свое отношение к новым канонам одежды: в официальной мужской моде победили тенденции минимализма. Изменения во внешнем облике советских людей подметили даже западные журналисты. По словам корреспондента американского журнала Time, широкие брюки в СССР в это время уже носили «только военнослужащие, деревенщина и Никита Хрущев»1016.

Именно в 1960‐е годы произошло внедрение в советскую повседневность женских брюк как некой партикулярной одежды и свидетельства распространения унисекс-моды. Конечно, и до начала десталинизации женщины в СССР носили нечто более удобное, чем платья и юбки, – ватные стеганые штаны на тяжелых физических уличных работах и шаровары для занятий спортом. Такая одежда презентовала сталинскую модель женственности, в которой сочетались признаки существа, предназначенного для воспроизводства потомства, и своеобразного механизма, безотказного в тяжелой работе. В западной же моде дамские брюки – несомненный элемент стиля унисекс – придавали женщинам особый флер эротизма и сексуальности. Однако и в Европе и в США этот вид одежды стал появляться в коллекциях от-кутюр и прет-а-порте лишь в 1960‐х годах1017. Примерно в это же время робкие попытки изменить представления властей о «приличии в моде» предприняли и советские модельеры. В альбоме «Одежда молодежи», выпущенном в 1959 году, была размещена статья «Когда и где носить брюки девушке». После ряда советов авторы статьи прямо заявляли: «Вы в каждом отдельном случае сможете решить сами: куда, где и когда можно надевать брюки»1018. В начале 1960‐х даже твердокаменные апологеты советской власти позитивно оценивали одежду в стиле унисекс. Всеволод Кочетов в романе «Секретарь обкома» (1961) посвятил целый абзац описанию брюк супруги главного героя, партийного работника Денисова: «София Павловна немало потрудилась над тем, чтобы одежды ее для такой поездки были удобны и в то же время, чтобы она выглядела в них соответствующим образом. Она сшила несколько комбинезонов, с лямками, с медными пряжечками, с карманами и карманчиками, застегивающимися большими красивыми пуговицами»1019. В 1962 году журнал «Работница» с назидательным осуждением писал: «Среди мам распространено мнение, что брюки можно носить только дочерям. А разве мамы во время отдыха не катаются на велосипеде, не ходят на прогулки в горы, не играют в волейбол?»1020 Это означало явную легализацию брюк, хотя и с частичным поражением в правах. Но важнее было другое обстоятельство – проникновение в советскую моду стиля унисекс, живое свидетельство изменений в гендерном укладе в СССР. Унисексуальный характер женских брюк в восприятии советских людей подмечен в эссе филолога Ревекки Фрумкиной. Она пишет: «Услышав, что нашелся портной, который готов сшить мне брюки (дамские брюки, кроме сугубо спортивных штанов, у нас не продавались), отец (профессиональный текстильщик на пенсии. – Н. Л.) не без решительности сказал, что пойдет со мной покупать материал. В отделе тканей ГУМа отец довольно быстро остановил свой выбор на черном фрачном сукне (это не сукно, а шерстяная ткань особо высокого качества). Эти брюки я носила лет десять с осени до лета»1021. Символичен и сам факт участия в этой покупке мужчины, в данном случае отца, и выбор для женской одежды сугубо мужского материала. Стоит отметить, что некоторые частные портные, на первых порах не рисковавшие сделать на женской одежде ширинку, использовали застежку «ланцбант» из так называемого морского фасона. Это был ярко выраженный унисекс. Брюки появились и в нашей семье. Мама поехала в вызывающем по тому времени наряде на отдых в Кисловодск в 1959 году. Она неоднократно слышала вслед себе неодобрительные высказывания почтенных дам из санатория Академии наук.