Книга Синий взгляд Смерти. Рассвет. Часть третья - Вера Камша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, господин… фельдмаршал.
Они опять пошли, он опять их удерживает на дистанции. Двумя клинками, пока двумя, но драгунская сабля не «львиный» клинок, сломается, и что? А ничего! Пока не сломалась, и ладно. Гады прут вперед, но не стреляют, и то хлеб. Надо думать, хотели тихо, оставили пистолеты, а тишины не вышло. Один суется вперед, отлетает назад… большей частью: кисть вместе с саблей остается на полу. Вот спасибо!
– Запасной клинок… не помешает.
Длинный, явно бесноватый, с пеной на губах и белыми глазами, выскакивает слева, рвется вперед, прямиком на выставленную саблю. Дикий вой, какое-то бульканье… Ах ты ж! Тварь сама «надевается» на клинок, лишь бы добраться до горла «проклятого Фельсенбурга». Не добирается, издыхает раньше, но левая рука – вне игры, а эти снова полезли. Дохлятина становится щитом, тяжеленным, неудобным, но несколько ударов отбить удается, а вот от чего-то летящего в голову труп не защита. Тут только пригнуться, но слева сейчас сунутся к Бруно. Опередить! Длинный выпад продлевает жизнь старика, голову спасти тоже выходит, а вот плечо… Боль прострелила всю руку, как только палаш удержать удалось. Теперь бросить падаль… вместе с саблей, ничего, тут еще одна… без хозяина. Носок сапога подбрасывает чужое оружие, удачно, прямо в руку, при этом отрубленная кисть отлетает в сторону, вот бы ее в морду Вирстену!
Когда Бруно прикончат, Вирстена он успеет… Хочется прямо сейчас, но нельзя. Нужно защищать, вдруг… Вряд ли, но все равно! Сверху падает вражеский клинок, подставленная под удар фельдмаршальская шпага, подарив лишнее мгновение, со звоном катится по полу. Хватит углов, подыхать в них он не согласен! Прыжок вперед, колем в бедро и локтем – в подставленный бок, сейчас ударят сразу двое… и в спину. Извернуться, уклониться… Красный туман, под ногами – цветочки, в небо хлещет кровавый фонтан, пляшет, предвещая бойню, солнце, хлопает порванный парус, бьет крыльями обезглавленный лебедь.
– Бейте его! Ко мне! Бейте…
Вновь закатный жар и еще искры! Их хватает перекошенный рот, голодный, жуткий, знакомый… Ах ты ж сволочь штабная!
– Куда? А печать?!
Выстрел гасит искры, пуля проносится рядом, брань промазавшего Вирстена сливается с криком Бруно. Надо же, старый бык еще держится, вот и решай теперь…
Тело опять опережает разум, отскакивая и выставляя клинки. Свора – нет, не опомнилась, окончательно свихнулась, им уже не до Бруно, не до Вирстена, не до собственных шкур. Белые глаза, рычанье, шарканье, стук, но мы танцуем, искры и ветер, мы еще танцуем! Одной тварью меньше, пока одной.
Сквозняк, быстрая тень в предательской дверце. Еще один? Так эти уже и так почти справились… Шум схватки рассекает тонкий свист, снова, и еще…. Оставшиеся убийцы один за другим оседают на пол. Будто марионетки с перерезанными нитями. Смешно… Так смешно, что невозможно не зайтись в хохоте, и Руппи хохочет под знакомый нарастающий звон.
– Фельсенбург, очнитесь, вы уже живы!
– Жив?
– Вне всякого сомнения.
Кто-то стройный стоит у стены, склонив голову к плечу. Гость напоминает Вальдеса, только это не Бешеный, нет.
– Мне столько раз предлагали взглянуть на себя со стороны, – задумчиво произносит чужак. – Наконец-то мне это удалось.
Биология (а точнее, зоология и ботаника) в Золотых Землях прочно занимают место в ряду чисто описательных наук и большинством сьентификов рассматриваются всего лишь как часть землеописания, наряду с описанием рельефа, озёр и водных потоков, а также описанием быта и обычаев народов тех или иных мест. По точности описаний и внятности понятийного аппарата им весьма далеко не только до тех же астрономии с астрологией, с седых времён почитавшихся царицами наук, но и до переживающих бурный расцвет химии, физики и механики, незаменимых в том числе в военном деле. Из специально-биологических трудов можно вспомнить разве что травники и бестиарии, известные ещё с гальтарских времён и посвящённые описанию удивительных либо полезных растений и животных. В ранних трактатах такого рода фигурирует множество фантастических созданий, якобы обитающих в дальних странах (не говоря уже о глубинах морей). В более поздних трудах описания уточняются, а фантастические твари либо исчезают, либо, сбросив маску, оказываются реальными, хотя и не встречающимися в Золотых Землях, животными. Впрочем, таковых немного, ведь, насколько известно, местная фауна возникла из одного центра (кроме ызаргов, о которых будет отдельный рассказ). Исключения обычно составляют животные, которые некогда водились и в Золотых Землях, но были в большинстве регионов истреблены (наиболее ярким примером тут могут служить багряноземельские львы) либо отступили в края с наиболее подходящим для них климатом (седоземельские соболя). То же относится и к некоторым растениям.
Вышеупомянутое обстоятельство значительно облегчило труд составителей травников и бестиариев, и к началу текущего Круга Скал из книг в основном уже исчезли откровенные фантазии, а описания зверей и растений, имеющих значение для сельского хозяйства, медицины, рыбалки и охоты, стали, напротив, достаточно полны и подробны. Этому в немалой степени посодействовал авторитет знаменитого Альберта Дриксенского, заявившего, что в старых книгах написано слишком много всего непроверенного, и истинный сьентифик должен повторять лишь то, в чём убедился лично. Полностью следовать этому принципу, конечно, не получалось, но от наиболее одиозных ошибок он избавиться помог. С этого же времени в заметном количестве начинают накапливаться и сведения о животных и растениях, считавшихся «бесполезными». Причём это касается не только наземных существ, но и обитателей морей, вроде тех же почитавшихся необычными растениями морских лилионов. Отметим, что подобные высокоучёные занятия не были уделом одних только непонятных чудаков: подержать пару раз в руках какой-нибудь из травников и бестиариев считалось необходимым для любого образованного человека. Так что научный мир не слишком удивляют дополнения к спискам известных животных и растений, внесённые тем или иным любителем.
К концу Круга Скал подобных знаний накопилось уже столько, что осмелившиеся вторгнуться в эту сферу сьентифики рискуют быть погребёнными под грудой разнообразных фактов и описаний. Это печальное обстоятельство понемногу начинает тормозить развитие зоологической и ботанической наук и сильно способствует укреплению той точки зрения на их роль, с упоминания которой начинается сей раздел: вспомогательная часть землеописания. Среди же сьентификов, полагающих, что изучение живого волнует само по себе, начинают раздаваться голоса, что дальнейшее продвижение в нём невозможно без приведения уже известного хоть в какую-нибудь систему. Тем не менее пока не нашлось никого, кто рискнул бы положить годы жизни на её создание, хотя некоторые попытки упорядочить правила наименования животных и растений и привнести в этот процесс логику, основанную на их сходстве и различиях, всё же предпринимались. Более других в этом преуспел Карло Рафианский, чьи труды и идеи обрели популярность во второй половине трёхсотых годов К.С. Увы, сей учёный муж не решился отринуть полностью старую систему наименований, более похожих на описания, чем на привычные нам названия живого, и предложенные им Кодексы таксономистов так и остались полумерой. Впрочем, несомненным их плюсом является то, что они постулируют необходимость навечно закреплять имя, данное тому или иному растению либо животному первооткрывателем, что положило конец неразберихе постоянных переименований.
