Книга Армагед-дом - Марина и Сергей Дяченко

– Я предала науку, – сказала Лидка тихо.

– Знаю… Неоднократно.

– Я предала… Костю Воронова.

– Возможно.

– Я предала себя… ученого в себе.

– Ты никогда и не была ученым.

Лидка оскорбилась:

– Но идея-то… об отборе… она же моя?

Беликов печально улыбнулся:

– Эх, Лида… Знаешь, сколько у меня было подобных идей? Разговоры с дальфинами, космическая съемка океанов, да мало ли… Но я мечтатель, а не ученый. И еще талантливый врун.

Музыканты из «Лидии» наелись и напились. Влезли на эстраду, лениво взялись за инструменты – в зале возникло веселое оживление.

– Я тюбик, – сказала Лидка. – Тюбик с пастой. Я сама себя выдавила. Теперь я просто жестяная оболочка. С красивой крышечкой.

Беликов обнял ее за плечи.

– Но ты ведь не жалеешь? Ты себя растратила ради Андрюшки, разве он этого не стоит?

«Лидия» ударила по струнам. В противоположном углу спортзала под неубранным баскетбольным кольцом сразу же возникла стихийная танцплощадка.

– Потанцуем? – спросил Беликов.

Лидка покачала тяжелой головой. Ей вдруг захотелось спать. Уехать на необитаемый остров – и никогда не просыпаться. Отдохнуть наконец.

– Лида, может, выйдем на воздух?

Она отрицательно покачала головой.

Музыканты оборвали едва начатую залихватскую мелодию. Некоторое время был слышен только звон бокалов и ропот публики, а потом вдруг зазвучал вальс, смутно знакомый Лидке, старый, немножко сентиментальный.

– Мама? – В следующую секунду рядом обнаружился Андрей. Новый пиджак был распахнут, узел тонкого модного галстука чуть ослаблен, рубашка поражала неестественной белизной – а может, так показалось воспаленным Лидкиным глазам.

– Мамочка, это я заказал ребятам вальс…

– Андрюша… – сказала она беспомощно.

– Погоди, мама, я хочу пригласить тебя на танец!

– Андрюша, я…

Беликов выпустил ее руку и чуть-чуть подтолкнул. …Под их каблуками потрескивали, сминаясь, цветные спирали серпантина. Налипали на подметки кружочки конфетти; кажется, кроме них никто не танцевал. Все стояли и смотрели, их лица были подернуты дымкой, вроде как сигаретным дымом, хотя никто в зале не курил.

Одна рука Андрея лежала у Лидки на талии, другая поддерживала ее руку; прикосновение было уверенным и теплым, и Лидка вдруг успокоилась.

Страшно и весело.

Андрей вел ее не по кругу – по какой-то замысловатой спирали, за его спиной мелькали размазанные пятна света, пахло вином и летом, и еще почему-то ливнем, паркетным лаком, свежим огурцом. Лидкина голова кружилась, но кружилась приятно и упорядочение, в такт причудливому вальсу.

Сын принадлежал ей. Только ей. Нет на свете ни апокалипсисов, ни смерти, ни девочек Саш.

И тогда Лидка поняла, что ее путь пройден до конца, что она исполнила свой долг, что она счастлива.

День прошел обыкновенно. Лидка дважды поругалась – первый раз в хранилище матценностей, куда не хотели принимать дополнительные документы по ее проекту: «Ваш лимит давно вышел, у нас все переполнено, и зачем вам хранилище, если вы в „условленном“ списке!»

Второй раз – в очереди за хлебом. В последнее время в городе случались серьезные перебои с поставками, и Лидкино намерение взять две булки вместо одной вызвало бурный протест в очереди.

Но две булки она все-таки взяла.

Она поужинала в одиночестве: Андрей вернулся часов в десять вечера, усталый и взвинченный. Витька сошел с ума, сказал он, давясь кефиром. Думает по серьезу приносить в жертву одного пацана… Да и пацан про свою участь знает. Он с рождения на учете в психдиспасере, пацан этот. Убогий он, говорит, все равно мне мрыги не пережить. Как ты думаешь, может, позвонить в милицию? Это подло, но как же, я же знаю, что они его убьют, – и промолчу?!

До полуночи Лидка с сыном искали выход – и перенесли окончательно решение на утро. Правда, уже через два часа оказалось, что проблема снята. Совсем.

– Мама, – Андрей босиком пробрался к Лидке в спальню. – Там… Я не спал… там небо… такое. Такое. Посмотри, а?

Лидка поднялась. Отодвинула штору. Небо медленно разгоралось красным. Таким знакомым, таким тяжелым красным светом.

– Так, – сказал она, удивляясь своему спокойствию. – Вот и все. Одевайся, быстро. Бежим на сборный пункт.

Андрей стоял столбом. Ему было очень страшно. Наверное, он сам не ожидал, что ТАК испугается.

Лидка оттянула цепочку на его шее. Бирка ожила. Пульсировала зеленым огоньком.

– Все в порядке, – сказала Лидка, подавляя вздох облегчения (сколько раз ей снился сон: наступил конец света, а бирки не активизировались). – Все в порядке. Через полчаса мы будем на сборном пункте, нас заберут в машину. Или в вертолет. Дальше – не наша забота. Через несколько часов для нас все закончится… Одевайся, ты же не пойдешь в трусах.

Шлепая босыми ногами, он побежал к себе. Одеваясь, Лидка слышала, как он мечется по комнате, роняет предметы, бормочет себе под нос.

Она посмотрела на себя в зеркало. Проверила, все ли в порядке. Успела сложить ночную сорочку и застелить постель.

Набрала телефонный номер Беликова – занято. Позвонила Яночке – номер пришлось искать в записной книжке. Она очень редко звонила племяннице, а встречалась и того реже, два раза в год на кладбище, на могиле родителей.

Попыталась дозвониться младшему брату Паше, но трубку никто не брал.

Андрей прыгал в коридоре, не мог попасть ногой в штанину джинсов.

– Ну, мама, – пробормотал он, увидев, как Лидка поправляет воротничок. – Ну, мама, ты молодец… Скала!

«И ты укрыт за скалой, – подумала Лидка. – Тебе нечего бояться».

Андрей вдруг перестал прыгать. Будто что-то вспомнив, кинулся к телефону, стал лихорадочно вертеть диск – Лидка на глазок определила номер девочки Саши. Длинные-длинные гудки… И вдруг – тишина.

– Ма… телефон отключили!

Лидка рассеянно кивнула:

– Конечно… Не беспокойся, она уже вышла, наверное… Ничего с собой не бери. Только термос. Я с вечера приготовила, как обычно. Готов? Пошли.

Они вышли на лестницу одними из первых. Где-то хлопали двери, звенели стекла, потом разом вырубилось электричество – красный свет из окон придавал коридору сходство с фотолабораторией. Лидка прекрасно помнила, что именно эта мысль пришла ей в голову в ее первую мрыгу. Наверняка Андрей сейчас подумал то же самое.

В полутемном дворе кто-то мертво вцепился в Лидкину руку: