Книга Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Похожи? — уточнил Андрей.
— Як мая дочка на жонку, — ответил Антон и, глянув на ефрейтора, спросил:
— А ен лопоча па-нямецки?
— Нет, он нем, как рыба, — проговорил Жуковский. — Зато классный водитель.
Партизаны проверили немецкие автоматы, рожки к ним, пистолеты, увесистые мешки с толовыми шашками, детонаторы и стали ждать сигнала от Антона, дом которого находился на окраине села.
Когда взошло солнце, из деревни выползла телега с крестьянином. Водитель открыл капот машины и начал ковыряться в двигателе. Проезжая мимо машины, прикрытой деревьями, крестьянин снял шапку и кивнул офицерам, сидевшим у дороги.
— Но-о! — крикнул он и ударил кнутом свою клячу. — Чуть ноги тягнишь! Каб ты здохла!
Около десяти часов Антон вышел на крыльцо, постоял и зашел дважды в коровник. Это значило — немцы зашли в деревню. Спустя минут сорок он вышел на крыльцо и закурил. Сигнал — пора действовать.
Вскоре машина ехала по улице. Она остановилась возле солдат, окруженных женщинами. Немцы переглянулись и отдали честь.
— Уходите отсюда, — махнул рукой капитан.
Женщины со страхом разошлись.
— По чьему разрешению вы сюда пришли? — спросил майор, взглянув на бутылки, которые держал в руках один из солдат.
— Нас послал сюда наш начальник, — начал отвечать, видимо, тот, кто был назначен старшим. Он поспешно спрятал самогон в сумку.
— На фронте за фюрера солдаты кровь проливают! — крикнул майор. — Вы чем тут занимаетесь?
— Мы виноваты, господин майор! — со страхом произнес старший.
— Садитесь в машину! — подал команду капитан и содрал с их плеч автоматы. — Таким солдатам оружие доверять нельзя! Сейчас мы с вами разберемся!
Солдаты находились в машине между офицерами. У выхода из деревни машина припарковалась к забору, заросшему кустарником.
— Господа офицеры, отдайте нам оружие. Нас отдадут под суд, — взмолился старший. Он готов был заплакать.
Жуковский разрядил автоматы, проверил, нет ли у немцев запасных рожков, и протянул оружие:
— Боевые патроны таким солдатам, как вы, доверять нельзя.
— Спасибо, — сказал старший.
Капитан достал из сумки четыре бутылки первача и вместе с майором уговорил солдат выпить. Те сначала сопротивлялись, но постепенно разошлись и высосали последнюю бутылку. Машина постояла еще несколько минут. А когда немцы не вязали лыка, направилась к дзоту.
Майор вышел из машины и, презрительно наблюдая, как ефрейтор и капитан вытаскивают пьяных солдат из машины, рявкнул:
— Старшего ко мне!
На ходу одеваясь, к нему подбежал сержант и вытянулся в струнку. Рядом лежали пьяные в стельку два солдата с автоматами на шее. Один из них, уткнувшись носом в землю, молчал, старший оказался покрепче. Он, не открывая глаз, пел:
Es geht alles foruber,
Es veht alles forbei…[39]
— Молчать, скотина!.. Черт бы вас подрал! — кричал капитан. — Позор на всю Германию!
— Ваши! — ткнул пальцем майор.
— Так точно, наши!
Жуковский замахал руками перед самым носом:
— Пойдешь под суд! Тварь! Дерьмо!.. Вы все тут пьяны!
— Нет, не все! — вытаращил глаза сержант.
— Уберите их отсюда! — закричал майор. — Оружие поставьте в пирамиду!
По команде сержанта прибежали человек семь, в том числе часовой, и начали тащить в бункер «пьяниц». Поднялась всеобщая суматоха.
Майор поставил часовым своего ефрейтора и, собрав в спальный бункер весь личный состав, в грубой форме продолжал разнос.
А тем временем Жуковский присел к телефону, находившемуся в первом отсеке, где стояла пирамида с оружием. Он уяснил, что спальня изолирована и массивные железные двери позволяют закрыть весь личный состав на замок.
— Мне должны звонить, господин майор! — сказал сержант. — Через час проследует эшелон.
— Я об этом знаю! — отрезал майор. — Вы не солдаты великой Германии, а ее предатели!
— Господин майор! Подойдите сюда! — крикнул капитан. — Об этом преступлении надо немедленно доложить по команде!
— Иду! Все пойдете под суд!
Как только майор переступил порог, Жуковский захлопнул дверь и повернул ключ.
В течение тридцати минут на железной дороге все было готово. За двадцать пять минут до прихода по телефону была выдана информация, во сколько проследует эшелон с техникой.
Через амбразуры партизаны сначала хотели забросать немцев гранатами, но потом передумали — поднимать шум раньше времени не было никакого смысла.
Только они выехали из села, как за их спиной раздался оглушительной силы взрыв.
— Теперь они долго будут чесать в затылке! — сказал удовлетворенно Жуковский.
Машина повернула на шоссе Молодечно — Минск, пролетела по нему километра четыре и за кладбищем села Красовщина повернула влево на грунтовую дорогу.
Километров через пятнадцать начиналась партизанская зона, но им предстояло проскочить небольшой немецкий гарнизон, расположенный на деревенском кладбище в полукилометре от дороги.
Когда до спуска, где им уже не был страшен огонь из стрелкового оружия, оставалось метров двести, Жуковский обнял Белозерова и воскликнул:
— Все, Андрей, считай, проскочили! Вот это удача!
И в этот момент затарахтел крупнокалиберный пулемет, несколько пуль прошили кузов машины. Чесик покачнулся, произнес что-то невнятное и упал на руки Андрея. Отъехав в безопасное место, машина остановилась. Жуковского вынесли из машины, положили на траву, зажали бинтом рану на шее, из которой хлестала кровь.
— Чесик! Чесик! — кричал Белозеров, пытаясь привести его в чувство. — Чесик! Ну!.. Отзовись! Чесик!
Но тот не подавал никаких признаков жизни. Андрей пощупал пульс и медленно опустил руку. На бледных губах Жуковского застыла последняя в его жизни улыбка.
3
Вячеслава Жуковского похоронили в деревне Ловцевичи. На его похороны собрался весь партизанский отряд. Многие не верили, что того, с кем они пришли прощаться, уже нет в живых.
Как же это может быть, если только несколько дней назад они вместе обсуждали дела, шутили, пели песни, рассказывали забавные истории, слушали его сказ-мечту о том, как он в составе фронта Рокоссовского будет освобождать Варшаву, где у него остался младший брат Юзеф Зигмундович Жуковский.
На краю могильной ямы горками темнела влажная земля. Рядом на деревянном постаменте стоял свежесколоченный гроб. Жуковский, одетый в свою любимую кожаную куртку с ремнями, отдыхал перед последней дорогой. На крышке гроба лежала его кубанка.