Книга Критика криминального разума - Майкл Грегорио

— Ах, значит, так? — отозвался я, начиная подозревать, что Штадтсхен мог заставить женщину подписать показания в надежде выслужиться передо мной и добиться для себя прощения. — Но если она даже не взглянула на труп, что заставило ее изменить точку зрения?

— Это произошло по дороге в Белефест, сударь, — объяснил он. — Я и не заговаривал о теле. Просто спросил ее, по каким особенностям внешности мы могли бы узнать ее мужа, если бы вдруг нашли его. Официально он считался пропавшим без вести. Он мог потерять память, его могли ранить или даже убить. И меня заинтересовало, не было ли у него на теле чего-то такого, к примеру, родимого пятна, по чему его можно было бы узнать. — Штадтсхен замолчал, и у него на лице появилась тень улыбки. — У него была такая отметина, сударь! Она мне сама сказала.

— И что за отметина? — спросил я.

Я был похож на человека, полагавшего, что он страдает от смертельной болезни, которому известный врач вдруг сообщает, что его недуг весьма легко лечится.

— Мы с вами видели ее, сударь, да не обратили внимания, — ответил Штадтсхен и широко улыбнулся при этом, как будто наш разговор начинал его веселить. — Помните белую выступающую кость у него во рту, герр Стиффениис? Помните, когда я повернул череп? Находясь на службе в прусской армии лет сорок назад, герр Лямпе был легко ранен вражеским штыком. Он прорезал ему нижнюю губу и рассек верхнюю часть неба!

Я очень хорошо помнил то, о чем он вел речь. Я принял ту рваную рану за обнаженную небную кость. Я даже счел ее за след клыка одного из волков, разорвавших его на части. И если при первом осмотре рот Мартина Лямпе с запекшейся в нем кровью вызвал у меня приступ тошноты и омерзения, то теперь он казался одним из самых восхитительных зрелищ, которые мне приходилось видеть в жизни.

— И я снова поспешил с ней в город. Мы прибыли как раз вовремя. Конечно, я искал вас, сударь, — добавил Штадтсхен, внимательно всматриваясь в мое лицо, пытаясь понять, как я отреагирую на его слова, — но вы куда-то ушли. Врач выдал свидетельства о смерти, пригласили пастора, чтобы он отслужил заупокойную службу, могилы для этих трупов вырыли еще раньше. Любое промедление могло усложнить процедуру. Я объяснил врачу необходимость повторения осмотра, и он согласился дать женщине возможность взглянуть на череп и на упомянутый шрам. Все прошло благополучно, и она опознала мужа. Я привел ее наверх, написал изложение показаний, прочел их ей, и она поставила крестик под ними. И, как я уже говорил, теперь фрау Лямпе можно считать вдовой.

Я отвернулся и на мгновение закрыл глаза.

«Кенигсберг в безопасности, — с восторгом подумал я. — Моя задача выполнена».

— Великолепная работа, офицер Штадтсхен, — произнес я с искренней теплотой в голосе. — Теперь в своем донесении я смогу показать вашу роль в расследовании в значительно более благоприятном свете.

Хотя его лицо оставалось суровым и непроницаемым, в глазах мелькнула радостная искорка.

— Да благословит вас Бог, сударь, — пробормотал он.

Я понял, что Бог действительно был сегодня гораздо более благосклонен ко мне, чем раньше. И намного благосклоннее, чем я заслуживал. Удалось не только установить имя убийцы, но и обнаружить его труп, который совершенно однозначно опознан. Я тихо закрыл дверь кабинета и снова сел за работу. Теперь меня переполняла уверенность. Божественное Провидение буквально несло меня вперед.

— Король получит отчет! — воскликнул я, обращаясь к пустой комнате.

Это будет торжествующее описание моего успеха, которое я так давно мечтал изложить на бумаге. И именно его и получит король. Снова взяв перо, я продолжил со всем литературным изяществом, на которое был способен:

Есть все основания полагать, что инициаторами убийств были Ульрих Тотц, владелец одной из здешних гостиниц, и его жена Гертруда Тотц (урожденная Зоннер). По их собственному признанию, названные выродки превратили свой постоялый двор, называвшийся «Балтийский китобой», в место сборищ пробонапартистски настроенных негодяев и всяких других бунтовщиков и смутьянов. В их намерения входило повергнуть город в хаос и подготовить почву для вторжения французских армий под командованием Наполеона Бонапарта. Гнусные убийства и террор населения начались, как хорошо известно Вашему Величеству, в январе 1803 года…

Несколько мгновений я задумчиво поглаживал подбородок пером, а затем продолжил в том же духе, в каком и начал:

…они были совершены с помощью и при активном участии одной знакомой им женщины по имени Анна Ростова, известной проститутки, занимавшейся черной магией, проводившей незаконные аборты, в чем она и призналась сама в ходе обычного допроса. Не представляется возможным в полной мере определить идеологический масштаб намерений бунтовщиков. Вполне вероятно, что у них не было никаких определенных связей с какими-то иностранными державами. Весьма сомнительно и то, что их действия планировались как первая стадия вполне конкретного вторжения.

Тотцу и его жене, откровенно сознавшимся в якобинских симпатиях и в соучастии в преступлениях, включая и зверское убийство их собственного племянника Морика Люте, несмотря на строгий надзор, удалось покончить с собой в тюремных камерах. Труп Анны Ростовой был обнаружен три дня спустя в реке Прегель. Остается неясным, существовала ли между заговорщиками предварительная договоренность о совершении самоубийства в случае разоблачения, или же Анна Ростова пригрозила выдать сообщников и была наказана ими же за предательство. Не исключается и возможность того, что в ее гибели виновно какое-то третье лицо, никак не связанное с упомянутой группой. На основании описываемого случая не было проведено никаких арестов, хотя ведется следствие с целью прояснения обстоятельств. Исходя из ряда свидетельств, мы полагаем, что остальные члены подпольной группы, три иностранца, останавливавшиеся в гостинице «Балтийский китобой», сумели скрыться. Они покинули Кенигсберг, но ордера на их арест выданы. Имена разыскиваемых, а также все документы, имеющие отношение к делу, письменное изложение допросов, доклады об обысках и т. п. содержатся в официальной папке дела № 7–8/1804. С разгромом гнезда заговорщиков мы можем вполне обоснованно заключить, что череде убийств, поразивших Кенигсберг, а также и риску внутренних беспорядков, несомненно, положен конец.

Я прошу Вашего высочайшего позволения воспользоваться случаем и сообщить Вашему Величеству о мужестве и самоотверженной преданности долгу со стороны служащего полиции Амадея Коха, моего помощника, оказавшегося последней жертвой заговорщиков. Без постоянной помощи и поддержки сержанта Коха и его глубокого понимания особенностей деятельности преступников в городе (и характера преступной психологии в целом) сложная задача отыскания дерзких убийц и нарушителей спокойствия в Кенигсберге была бы во много раз тяжелее. Убийцей герра Коха, по всей вероятности, является еще один член якобинского кружка, обосновавшегося в гостинице Тотцев. Названное место служило рассадником изменнических идей и подрывной антигосударственной деятельности, как об этом свидетельствуют найденные там материалы. Я склоняюсь к мысли, что Кох, гибель которого воспоследовала после самоубийств основных организаторов преступлений Тотцев и смерти Анны Ростовой, был убит неизвестным с единственной целью ввести полицию в заблуждение относительно предыдущих смертей и вернуть следствие к ложной версии, разделявшейся моим уважаемым предшественником поверенным Рункеном, что череда убийств была делом рук безумного убийцы-одиночки, охваченного манией жестокости и беспричинных зверств.