Книга Незримые фурии сердца - Джон Бойн

– Кстати, на днях мы виделись. Сидеть ему осталось недолго. Вскоре опять сможет мухлевать с налогами.

– Он слишком старый для тюрьмы. Могли бы и помиловать. Человек с таким добрым сердцем заслуживает лучшей доли.

Я не ответил, только попросил пробегавшего официанта повторить мой заказ. Чарльз, в чьем доме я вырос, и Чарльз, о котором говорила Алиса, никак не соединялись.

– Наверное, ты все же прав, – проговорила Алиса. – При желании я могла тебя разыскать. Но зачем? Джулиан рассказал, что произошло в ризнице. Поведал, кто ты, с кем и чем занимаешься. Какой был смысл тебя искать? Ради фиктивного супружества с гомосексуалистом? По-моему, я достойна большего.

– Конечно. Иного не скажешь.

– Если бы ты признался… если бы просто сказал честно…

– Я был совсем мальчишка. Не понимал, что делаю.

– Все мы были молоды. А теперь уже не очень, да? Ты вон вообще с костылем. Что случилось-то?

Я покачал головой, не желая посвящать ее в свою историю.

– Несчастный случай. Нога так и осталась увечной. Скажи, ты кого-нибудь встретила? Надеюсь, да.

– Очень мило с твоей стороны.

– Я говорю искренне.

– Конечно, я встречалась с мужчинами. Я не монашка. Или ты думаешь, я заточилась в доме и лила слезы по тебе?

– Что ж, я очень рад.

– На твоем месте я бы не радовалась. Толку не вышло. Да и как выйти? Замужняя женщина с ребенком и пропавшим мужем. А в нашем богом забытом болоте поди разведись. Такая я была никому не нужна. На кой черт я кому-то сдалась, если со мной не создашь семью? Ты понимаешь, что украл у меня огромную часть жизни?

– Понимаю. Вполне. Если б было можно вернуться назад и все переиграть, я бы это сделал.

– Ладно, хватит об этом. Мы оба знаем, что ничего не изменишь. Меня интересует другое. – Алиса помешкала, теперь она казалась не столько рассерженной, сколько взволнованной. – Почему ты не сообщил, что Джулиан умирает? Почему не связался со мной? Я бы моментально примчалась в Нью-Йорк.

Я потупился и, обдумывая ответ, покачивал пивную подставку на краю стола.

– Во-первых, времени почти не оставалось, – сказал я. – Что он в больнице, я узнал за пару дней до его смерти. Тогда-то мы и увиделись. А в следующий мой приход он скончался.

– Ерунда какая-то. А что ты вообще там делал?

– Мой друг был врачом в клинике Маунт-Синай. Он-то и лечил Джулиана. А я был волонтером, навещал одиноких пациентов.

– У Джулиана была семья.

– В смысле, тех, кто по какой-либо причине остался один. От одних отказались родственники. Другие сами не хотели видеть близких. Джулиан был из вторых.

– Но почему? Почему он не хотел меня видеть? А Лиама? Они были очень близки.

– Потому что беспочвенно стыдился своей болезни.

– СПИДа?

– Да. Для Джулиана, воплощенного гетеросексуала, это было оскорблением души и тела. Он не хотел, чтобы ты и Лиам запомнили его таким.

– Ты сказал, ты был с ним в его последнюю ночь.

– Да.

– Он мучился?

Я покачал головой:

– Уже нет. Просто впадал в забытье. Ему кололи морфий. Нет, он не страдал. И умер у меня на руках.

Алиса вздрогнула и зажала ладонью рот.

– Он произнес твое имя. Это было его последнее слово.

– Я его очень любила, – тихо сказала Алиса, глядя в сторону. – С самого детства он всегда обо мне заботился. И был моим лучшим другом. Не к тому, чтоб сделать тебе больно, но он был невероятно внимателен к Лиаму. Лучшего отца нельзя и желать. Знаешь, Лиам до сих пор не оправился. Я тоже, и вряд ли когда оправлюсь. Но Лиам переживает очень тяжело.

– Мы можем… – я пытался аккуратно выстроить фразу, – поговорить о нем.

– Наверное, надо. Ради этого мы и встретились.

– Не только.

– Пожалуй.

– У тебя есть его фото?

Алиса секунду помешкала, а затем из бокового кармашка сумки достала фотографию.

– Похож на Джулиана, правда? – негромко спросила она.

Я кивнул:

– Вылитый Джулиан в этом возрасте. Знаешь, он еще на кого-то похож.

– На кого?

– Не пойму. – Я нахмурился и покачал головой: – Кого-то он мне напоминает, а вот кого, хоть убей, не соображу.

– Но характером он совсем не Джулиан. Очень спокойный. Сдержанный. Тихоня такой.

– Как думаешь, он захочет увидеться со мной? Ты позволишь?

– Нет, – твердо сказала Алиса. – По крайней мере, до его восемнадцатилетия. И прошу с уважением отнестись к моему желанию. На носу экзамены, лишние переживания ни к чему. Через год ему восемнадцать, вот тогда и встретитесь.

– Но…

– Пожалуйста, не спорь.

– Я хочу его увидеть.

– Увидишь. Через год. Ни днем раньше. Обещай, что ничего не предпримешь за моей спиной. Хоть это ты мне задолжал.

Я глубоко вздохнул. Конечно, она права.

– Обещаю, – сказал я.

– И еще одно.

– Да?

– С первой же встречи ты будешь с ним абсолютно честен. Никакого вранья. Ты скажешь, кто ты. Расскажешь о себе все.

Так я и сделал. Через год и десять дней Алиса нас познакомила. Мы с Лиамом шли вдоль причала Дун-Лэаре, и я рассказывал о своей жизни, начав с того дня, как в вестибюле дома на Дартмут-сквер, где сейчас он обитал, впервые увидел Джулиана. Я поведал о своем постепенном осознании себя. Объяснил, почему женился на его матери и почему сбежал от нее, признался, как мне за это стыдно. Я рассказал об Амстердаме и Нью-Йорке, об Игнаце и Бастиане, убитом головорезами, заставшими нас в объятиях. Почти все время Лиам молчал, однако по лицу его я видел, что мой рассказ его потряс и обескуражил. На прощание я подал ему руку, но он ее не принял и поспешил на электричку в город.

В последующие два года мы изредка встречались, Лиам чуть-чуть оттаял, но отношения наши даже отдаленно не напоминали привязанность между отцом и сыном; он вроде бы не хотел, чтоб я исчез из его жизни (никогда не затевал ссору, не укорял в своей безотцовщине), однако не впускал в нее, оставаясь замкнутым и недоверчивым.

Что посеешь, то и пожнешь, говорил я себе. Винить тебе некого.

«Гол!» – хором заорали Джимми и Лиам, когда на одиннадцатой минуте после удара Рэя Хоутона мяч влетел в девятку ворот Джанлуки Пальюки. Весь бар вопил, сшибались пинты, народ обнимался и приплясывал. Собеседники мои тоже обнимались и восторженно прыгали, а я лишь улыбался и аплодировал, понимая, что скакать с костылем было бы нелепо.