Книга Василий Львович Пушкин - Наталья Михайлова

Н. М. Карамзин в письме П. А. Вяземскому от 2 октября 1816 года признавался:

«Я чуть было не поверил смерти дяди-поэта. Хорошо, что вы скоро оживили его, и притом забавными стихами. Пусть живет в Козельске: лишь бы жил!»[602]

12 октября 1816 года П. А. Вяземский сообщал А. И. Тургеневу:

«Наконец Василий Пушкин возвратился из царства смерти и чуть не умер от страха, когда узнал, что здесь считали его мертвецом»[603].

В. Л. Пушкин сделал к этому письму П. А. Вяземского стихотворную приписку:

Я жив И этот слух не лжив[604].

В 1821 году слух о смерти В. Л. Пушкина вновь стал курсировать между Москвой, Петербургом и Варшавой в переписке П. А. Вяземского, А. И. Тургенева и братьев Булгаковых. 15 марта 1821 года К. Я. Булгаков писал из Петербурга в Москву А. Я. Булгакову:

«Рад я, что Василия Львовича удар шутка, но тот Пушкин (А. М. Пушкин. — Н. М.) его уходит своими шутками. Он труслив и мнителен, так долго ли его уморить»[605].

Таким образом, шутка о смерти В. Л. Пушкина стала фактом литературного быта, который мог отразиться в стихотворном романе А. С. Пушкина, включившегося в эту своеобразную арзамасскую игру. Напомним, что стихи В. Л. Пушкина «На случай шутки А. М. Пушкина…» были включены им в сборник его стихотворений, вышедший в свет в 1822 году. А. С. Пушкин получил его в подарок от дяди — об этом он писал П. А. Вяземскому 6 февраля 1823 года из Кишинева. Первая строфа «Евгения Онегина» была написана в мае 1823 года, само название стихотворения дяди могло скрытой цитатой отозваться во втором стихе первой строфы. Заметим, что «уморив» дядю Онегина, А. С. Пушкин затем во второй и седьмой главах своего романа создает портрет этого «деревенского старожила», во всем противоположного В. Л. Пушкину. У дяди Онегина — «нигде ни пятнышка чернил», читает он только тетрадь расхода, играет в карты, пьет исключительно наливки.

Еще одна шутка племянника уже во время михайловской ссылки тоже связана со смертью, но уже не мнимой, а настоящей. 14 октября 1824 года в Москве после долгой болезни умерла тетка А. С. Пушкина, любимая сестра Василия Львовича Анна Львовна. Василий Львович был безутешен в своем горе. Друзья поспешили высказать ему свое сочувствие. П. И. Шаликов напечатал в «Дамском журнале» свое послание «К Василию Львовичу Пушкину. На кончину сестры его, Анны Львовны Пушкиной»:

Брат лучший, лучшую утративший сестру! Я знаю: слез, тобой струимых, не отру! Но кто же из твоих друзей нелицемерных Не вменит в ревностный, в священный долг себе Принять живейшее участие в тебе, — И в дружбе, и в любви ко кровной, столь примерных…[606]

П. И. Шаликов снабдил публикацию своего стихотворения примечаниями, в которых, отмечая добродетели покойной, сообщал, в частности, что она просила, чтобы адресованные ей письма В. Л. Пушкина положили в ее гроб.

В том же «Дамском журнале», но уже в 1825 году П. И. Шаликов напечатал послание «К В. Л. Пушкину», принадлежащее перу поэта и переводчика Александра Абрамовича Волкова, члена Общества любителей российской словесности при Московском университете, скорее всего — знакомого Василия Львовича:

И ты, как я, познал сердечные страданья! И ты, как я, гоним коварною судьбой! Что ж делать? ни тоска, ни слезы, ни стенанья — Ничто не возвратит, что взято смертью злой![607]

«Незабвенному праху» скончавшейся «страдалицы земной» посвятил свои стихи И. И. Дмитриев, но при его жизни они так и не были напечатаны[608].

Безутешный Василий Львович написал стихотворение «К ней», в котором выразил горечь утраты любимой сестры — «Ангела добротой», призывал ее взглянуть «с небесной высоты» на «брата и друга»:

Где ты, мой друг, моя родная, В какой теперь живешь стране? Блаженство райское вкушая, Несешься ль мыслию ко мне? Ты слышишь ли мои рыданья? Ты знаешь ли, что в жизни сей Мне без тебя нет ясных дней И нет на счастье упованья? (175–176).

Мы берем на себя смелость в связи со стихотворением В. Л. Пушкина напомнить о шедевре русской лирики — стихотворении Ф. И. Тютчева, написанном в 1864 году в канун первой годовщины со дня смерти любимой женщины Е. А. Денисьевой:

Вот бреду я вдоль большой дороги В тихом свете гаснущего дня… Тяжело мне, замирают ноги… Друг мой милый, видишь ли меня?..[609]

Конечно, нам могут сказать, что стихи В. Л. Пушкина и Ф. И. Тютчева не сопоставимы. Но ведь по глубине искреннего чувства — почему бы и нет?

К тому же поэзия В. Л. Пушкина неотделима от той поэтической культуры, которая воспитала поэтический гений не только А. С. Пушкина, но и его младшего современника.

Стихотворение В. Л. Пушкина было напечатано в альманахе К. Ф. Рылеева и А. А. Бестужева «Полярная звезда» на 1825 год. А. С. Пушкин не оценил стихов дяди. Узнав о смерти Анны Львовны, он спрашивал у П. А. Вяземского, не внушила ли смерть его тетки Василию Львовичу какого-нибудь перевода или хоть эпитафии. Когда же к нему в Михайловское в апреле 1825 года приезжает А. А. Дельвиг, они вместе пишут пародию на слезное творение Василия Львовича:

ЭЛЕГИЯ НА СМЕРТЬ АННЫ ЛЬВОВНЫ

Ох, тетенька! Ох, Анна Львовна, Василья Львовича сестра! Была ты к маминьке любовна, Была ты к папиньке добра, Была ты Лизаветой Львовной Любима больше серебра; Матвей Михайлович, как кровный, Тебя встречал среди двора. Давно ли с Ольгою Сергевной, Со Львом Сергеичем давно ль, Как бы на смех судьбины гневной, Ты разделяла хлеб да соль. Увы! зачем Василий Львович Твой гроб стихами обмочил, Или зачем подлец попович Его Красовский пропустил (II, 482).

А. С. Пушкин в письме брату Льву и сестре Ольге от 4 декабря 1824 года писал: «Если то, что ты сообщаешь о завещании А. Л., верно, то это очень мило с ее стороны. В сущности, я всегда любил тетку, и мне неприятно, что Шаликов обмочил ее могилу» (оригинал по-французски, XIII, 533). Анна Львовна завещала свои 200 душ и дом на углу Старой Басманной и Токмакова переулка Василию Львовичу, по 15 тысяч — Ольге Сергеевне и дочерям своей сестры Елизаветы Львовны. Стихи П. И. Шаликова, которыми он «обмочил могилу» покойницы (мы приводили их выше), А. С. Пушкину не понравились, как, впрочем, и стихи дяди. Вот в «Элегии» дяде и досталось, как и цензору Александру Ивановичу Красовскому, пропустившему их в печать.