Книга В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изменилось и назначение королевского портрета, а вместе с ним и определение того, что считалось приемлемым и допустимым. От художников больше не требовалось «достичь природного сходства». Изображая «особу ее величества», они были обязаны всецело передавать «прекрасную и благородную величавость, дарованную ей Богом». Все портреты проверялись главным художником, Джорджем Гауэром, который должен был удостовериться в том, что они соответствуют официально одобренному шаблону.[1188]
На многочисленных портретах воспроизводили лицо, впервые изображенное Николасом Хиллиардом. Формализованная, лишенная признаков возраста маска смотрит на нас с произведений различных художников. Всякий раз, как создавался новый портрет Елизаветы, живописцы изображали различные платья, прически и украшения, но лицо всегда оставалось неизменным.[1189]Едва ли Елизавета соглашалась позировать; шаблон, созданный Хиллиардом, стал официально одобренным публичным изображением королевского лица в последние годы ее правления. Лицо Елизаветы кажется сияющим, лунообразным, являя собой резкий контраст с отзывами современников о ее длинном, худом, морщинистом лице в последнее десятилетие ее жизни.
В частности, портрет, получивший название «Радуга» и созданный около 1600–1603 гг., который приписывают Маркусу Гирертсу-младшему, соответствует шаблону, созданному Хиллиардом. На нем изображена невероятно ослепительная и моложавая королева. На ней золотистая мантия, расшитая изображениями глаз и ушей и отороченная жемчугом. На радуге выписан девиз Non Sine Sole Iris – «Нет радуги без солнца». Темный фон, на котором изображена королева, низкий вырез платья, гладкая, здоровая кожа и распущенные волосы подчеркивают ее здоровье и молодость.[1190]Портрет в высшей степени богат символикой. Рубиновое сердце в пасти змеи, вышитой на левом рукаве Елизаветы, обозначает мудрый совет, который также представлен посредством глаз, ушей и губ, которыми расшита золотистая мантия. Из королевских описей известно, что у Елизаветы в самом деле имелась такая мантия, которая изображена на портрете «Радуга».[1191]Хотя лицо королевы представляет собой лишенную возраста маску, ее одежду, скорее всего, рисовали с натуры. Можно предположить, что мантию шили фрейлины Елизаветы.
Отравленная лука
В 1598 г. перед Тайным советом предстал Эдвард Сквайрс, женатый житель Гринвича среднего возраста, называвший себя «писцом». Его обвиняли в заговоре с целью убийства королевы. Убить ее он собирался, натерев ядом луку седла Елизаветы. Кроме королевы, он планировал убить Роберта Деверо, графа Эссекса, натерев ядом ручки его кресла.
Эдвард Сквайрс служил в королевской конюшне в Гринвичском дворце, но, «считая себя выше, не любил такое положение». Желая возвыситься, он в августе 1595 г. принял участие в походе Фрэнсиса Дрейка в Вест-Индию. Однако корабль «Фрэнсис», на борту которого он находился, возле Гваделупы отделился от остального флота. Сквайрса вместе с его спутником Ричардом Роллсом взяли в плен и увезли в Севилью. Пока он сидел в тюрьме, его навещали ведущие английские иезуиты, в том числе отец Ричард Уолпол, с которым, как утверждалось позже, Сквайрс и сговорился убить Елизавету и Эссекса.[1192]Сквайрс собирался воспользоваться своими связями на конюшне, чтобы проникнуть туда, а затем натереть ядом луку королевского седла. Когда она сядет на лошадь и поедет на прогулку, она будет часто хвататься за луку, яд проникнет ей под кожу и через кровь попадет «к лицу, рту и носу», после чего она получит смертельную дозу.
Сквайрс вернулся в Англию в июне 1597 г.; в конце того же месяца, как утверждалось, он проник в конюшню, когда там седлали лошадь для королевы, проделал дыры в пузыре с ядом, которым снабдил его отец Уолпол, и натер им бархатное седло королевы.[1193]Королева поехала на верховую прогулку и благополучно вернулась, яд на нее не подействовал. Согласно официальному отчету, жизнь королевы спасли «Божья воля и Божий промысел», особенно же потому, что в жаркий июльский день ее «поры и вены» были открыты для любых смертельно опасных составов.
Около недели спустя, частично для того, чтобы избежать поимки, а частично – чтобы покуситься на жизнь графа Эссекса, Сквайрс снова приступил к действиям. Он принял участие в злополучном походе графа на Азорские острова. Между Фаялом и Сан-Мигелем он, как утверждается, втер яд в кресло Эссекса, которое находилось на корабле. Эссекс вернулся в Англию, чувствуя себя нехорошо, однако живой.
Сквайрс тем временем спокойно вернулся к работе в конюшне королевы, он снова стал жить с женой и детьми. Однако более года спустя, 7 сентября 1598 г., его арестовали в Гринвиче и отвезли на допрос после признания Джона Стэнли, плененного солдата и искателя приключений, который перешел в католичество и вернулся в Англию. В попытке втереться в доверие к английскому правительству Стэнли рассказал о нескольких предполагаемых иезуитских заговорах, назвал фамилии наиболее активных ссыльных католиков. Среди прочих он упомянул и Сквайрса. Если учесть напряженную, параноидальную обстановку, царившую в правящих кругах, неудивительно, что Сквайрса тут же арестовали.[1194]
Боязнь покушений усиливалась слухами о новых испанских и шотландских заговорах с целью убийства королевы, которые циркулировали с весны. 4 мая Джон Чемберлен, плодовитый лондонский сплетник и распространитель слухов, упомянул, что определенные люди «задержаны за покушение на жизнь королевы и милорда Эссекса, причем один из них шотландец; об этом много говорили, но либо дело еще не до конца раскрыто, либо в нем таится что-то еще, ибо его держат в тайне».[1195]Заговорщиком был Валентайн Томас; он уверял, что Яков VI поручил ему убить Елизавету. Яков пришел в ярость, он боялся, что из-за обвинений Томаса Елизавета не признает его своим наследником. Наконец Томаса признали мошенником, каким он и являлся, и Елизавета заверила короля Шотландии, что она «не так злопамятна по натуре, чтобы предполагать или думать подобное». Тем не менее, учитывая тогдашнюю атмосферу, любые разговоры или слухи о заговорах с целью убить королеву, естественно, возбуждали опасения за ее безопасность.[1196]