Книга Николай Байбаков. Последний сталинский нарком - Валерий Викторович Выжутович

если у него не договаривались, то последней инстанцией был сам Байбаков, который потом вспоминал: «Работники отделов и служб, зная, как должна развиваться данная отрасль и сколько необходимо ресурсов, защищали ее интересы. Главная функция сводного отдела, скажем, народнохозяйственного планирования, состояла в том, чтобы точно определить наиболее оптимальные масштабы развития страны, структуру экономики, пути решения социальных задач. Он, исходя из общегосударственных интересов, должен был определить приоритеты в развитии отраслей, выявить возможные потребности в финансовых и материальных ресурсах и связать их использование с интересами всего народного хозяйства. При этом данному отделу принадлежала особая роль, он по праву считался генеральным штабом Госплана СССР. Именно на него возлагалась комплексная увязка всех отраслей и составление единого плана экономического и социального развития страны. Это была главная и очень трудная задача, так как не все нужды отраслей могли быть удовлетворены. Нередко сводный отдел испытывал на себе пресс претензий и обид со стороны недовольных “отраслевиков”, оттого что их требованиям не всегда шли навстречу. Работники сводного отдела понимали, что “отраслевики” отстаивают узковедомственные интересы, а государственные возможности и понятия общей целесообразности их мало интересуют. Сводный отдел готовил доклады и записки по плану, а также по важнейшим проблемам, имеющим общегосударственное значение. Все это требовало от его работников особых качеств. Они были знатоками той или иной области экономики, имели широкую эрудицию по различным проблемам, умели находить общий язык со специалистами различных отделов, обладали научным методом мышления и были хорошими организаторами работы всего аппарата, терпимыми и внимательными ко всем отраслевым интересам и в то же время непреклонными в проведении народнохозяйственной политики».

Проекты годовых и пятилетних планов проходили внутреннее и внешнее согласование. Внутреннее — в подразделениях Госплана. Внешнее — в министерствах и ЦК КПСС. Работа над ними начиналась с постановления ЦК, где давались общие вводные. На их основе сводный отдел готовил предварительные разработки. После этого начиналось согласование с отраслевыми отделами. Те стремились плановые задания снизить до минимума, а капиталовложения увеличить до максимума. После согласований в Совмине и ЦК проект сводного плана рождался на свет. Партийно-государственные органы организовывали его всенародное обсуждение в печати и на собраниях трудовых коллективов. Проекты перспективных планов (пятилетних и семилетнего) выносились и на обсуждение очередного съезда КПСС. В его рамках работала специальная комиссия, которую возглавляли управляющий делами Совмина СССР Михаил Смиртюков и заведующий отделом плановофинансовых органов ЦК КПСС Борис Гостев. Еще там были специалисты от Госкомитета по науке и технике, от Госснаба, от Совмина. От министерств не было никого. От Госплана СССР в комиссию входил Коссов. «Я был “вратарь”: моя работа была — отбиваться, — объясняет он свою роль. — Потому что приезжали партийные начальники, и те предложения, которые мы отвергли в процессе разработки плана, они пытались пробить как делегаты съезда».

В конечном счете государственный план утверждался постановлением Совета министров СССР и приобретал директивную силу для министерств и ведомств, предприятий и организаций всех форм собственности (государственной и кооперативно-колхозной). Чтобы довести этот план до исполнителей, требовалось физически нарезать его на строчки-задания и каждому заводу отправить по почте. Советский Союз насчитывал десятки тысяч предприятий, и процесс доведения плановых заданий до адресатов занимал не менее трех недель. Годовой план в полном объеме — это были десятки томов. «Если положить их друг на друга, получится пирамида метра в полтора», — рисует Коссов сюрреалистическую картину.

Приложения к развернутому плану официально не утверждались. Это позволяло часто менять отдельные показатели, не внося изменений в опубликованные документы. То, что пятилетние и годовые планы утверждались на заседаниях Верховного Совета и считались законом, тоже не служило препятствием для их корректировки. В конце каждого года Госплан переживал нашествие заводских посланцев. «Они являлись с бумагами, смысл которых состоял в том, чтобы перенести сроки и уменьшить объемы. Этот процесс назывался “движением декабристов”», — рассказывает Коссов.

В своей работе Госплан вынужден был учитывать интересы отраслевых министерств и регионов. Например, Минфин обычно добивался сокращения инвестиционных расходов, чтобы обеспечить бездефицитный бюджет, в то время как Госплан считал необходимым наращивать государственные капитальные вложения для ускорения экономического роста. Отраслевые министерства и региональные власти требовали выделения дополнительных ресурсов и для решения реальных проблем, и для выполнения/перевыполнения плана. Если лоббистские усилия министров и секретарей обкомов увенчивались успехом, они получали повышения по службе, денежные премии, квартиры, доступ к закрытым распределителям дефицитных благ (кремлевская столовая лечебного питания, двухсотая секция ГУМа в Москве и др.). В случае неудачи они рисковали потерять место в партийно-государственной номенклатуре.

Свой кусок от бюджетного пирога пытались урвать и отдельные предприятия. «В каждой пятилетке, в каждом годовом плане делался баланс проката черных металлов, которых всегда не хватало для “АвтоВАЗ”, — вспоминает Коссов. — Вот на “Иж” всегда хватало, а на “АвтоВАЗ” не хватало. Потому что все знали: “АвтоВАЗ” без проката не оставят».

Одним из ведущих отделов Госплана — новых методов планирования и экономического стимулирования — руководил Василий Иванченко. Он объясняет, как растрачивались деньги: «Рост производства зависел от выполнения плана ввода новых мощностей, а он, как правило, срывался. Обычным явлением был многолетний долгострой. Рапортовать о начале новых строек было престижно, свидетельствовало о бурной деятельности партии, министерств и их руководителей. Провалы замалчивались. Нажим центрального и регионального партаппарата заодно с заинтересованными министерствами приводил к снижению проектных смет, нерациональному распылению капиталовложений по многим стройкам, препятствовал попыткам эффективной организации строительства».

Могучими лоббистами выступали партийные руководители регионов. «Я как-то спросил секретаря Якутского обкома КПСС по промышленности: “Объясни, зачем железная дорога вам нужна?” Он говорит: “В Москву на съезд в салон-ва-гоне ездить”. Клянусь, я получил такой ответ, — рассказывает Коссов. — Или другой такой же случай: киргизы просили построить Дворец спорта. Какой уж там в Киргизии размах спортивного движения, что без Дворца спорта не обойтись? Оказалось — съезды проводить. Съезды проводить негде! Казахи, мол, у себя построили, и нам тоже надо. Я говорю: “А где вы сейчас съезды проводите?” Мне отвечают: “В оперном театре”. Я не утверждаю, что в Госплане не принимались решения “от балды”. Бывало, конечно, и такое. Но не потому, что Байбаков слабо соображал, — он был умный человек, — а потому, что приказывалось. Но если была хоть малейшая возможность, то все скрупулезно обсчитывалось».

Уделял ли Байбаков пристрастное внимание своей родной топливной отрасли, выступал ли ее лоббистом в Госплане? Коссов и Уринсон говорят, что за своим шефом подобного не замечали. Хотя отдел нефтяной и газовой промышленности в Госплане был, конечно. И возглавлял его Владимир Филановский, один из освоителей Западной Сибири, опытнейший нефтяник, до этого семь