Книга Дитрих Бонхеффер. Праведник мира против Третьего Рейха. Пастор, мученик, пророк, заговорщик - Эрик Метаксас

Рождественские закупки Бонхёффер в тот год тоже делал в Мюнхене. Он всегда был очень щедр и внимателен в подарках. Многим друзьям и родственникам он разослал обрамленные оттиски «Рождества Христова» Стефана Лохнера. Теперь каждое Рождество у него появлялась дополнительная задача – собрать посылку для братьев из Финкенвальде, рассеянных по всей Германии, многих из них уже призвали на военную службу. Бонхёффер отправлял по почте книги, а в мюнхенском магазинчике приобрел сто открыток со «Святой ночью» Альбрехта Альтендорфера, которые вкладывал в каждую такую посылку. В письме Бетге он пояснял: «Картина показалась мне современной: Рождество среди руин»480.

Эти посылки и частые письма братьям продолжали миссию, начатую в Финкенвальде. В то Рождество он разослал девяносто таких посылок и писем. По-видимому, Бонхёффер вынужден был печатать один и тот же текст десятки раз, подкладывая копирку, чтобы быстрее управиться. Его рождественское послание оказалось еще одной чудесной «проповедью-медитацией», на этот раз на стихи 6–7 главы 9 Книги пророка Исайи («Ибо Младенец родился нам…»). Бонхёффер продолжал размышлять о том, насколько все изменилось. Жизнь никогда не вернется к прежнему состоянию, до войны. Однако, по его мнению, мечта вернуться обратно во времена до тревог и смертей была ложной. Война лишь обнажила ту более глубокую реальность, которая существовала всегда.

...

Подобно тому, как требуется время, чтобы проявить снимок, и движения, которые остались бы неуловимыми для человеческого взгляда, проступают наглядно и концентрированно, так и война драматично, неприкрыто обнажила то, что постепенно проступало как сущность «мира». Не с войны начались смерти, не война впервые причинила боль и страдание душам и телам людей, не война спустила с цепи ложь, несправедливость и насилие. Не война сделала жизнь столь ненадежной, человека – беспомощным, принудив его смотреть, как все его желания и планы уничтожаются «высшими силами». Но все это, существовавшее и до войны, и помимо войны, война превратила во всеохватывающую неизбежность, и теперь уже нельзя было сделать вид, будто этого не существует481.

Благодаря войне, пояснял он, люди смогли увидеть вещи как они есть. Тем более реальным и насущным становилось обетование Христа.

13 декабря Бонхёффер писал Бетге: «Двое суток подряд, без перерыва, шел снег, сугробы поднялись выше тех, которыми мы любовались в прошлом году, – даже для здешних мест это редкость»482. В связи с постоянными воздушными налетами на Берлин Донаньи и сестра Бонхёффера Кристина решили отдать детей – Барбару, Клауса и Кристофа – в школу в Эттале, и теперь Кристина часто наведывалась в эти места. Рождество они провели все вместе посреди альпийского снега и льда. Красота этого пейзажа не оставляла Дитриха равнодушным. Он писал Бетге: «Непревзойденное совершенство [гор] предъявляет порой слишком суровые требования к моей работе»483.

В числе рождественских гостей в тот год был и Бетге. Бонхёффер опробовал снегоступы, все дружно катались на лыжах, в сочельник обменивались подарками. Один подарок прибыл издалека, от друга Бонхёффера, пастора Эрвина Шюца, трудившегося в глуши Гросс-Шлоссенвица. «Дорогой брат Шюц, – писал ему Бонхёффер, – то был замечательный сюрприз, радостная неожиданность, когда на глазах у моих племянников и племянниц мы открыли посылку и выскочил живой кролик»484. Порадовавшись подаркам, всей компанией отправились на мессу в богато украшенную монастырскую церковь.

Родители прислали Дитриху французский словарь – он собирался в скором времени в Женеву. Они также прислали лупу, некогда принадлежавшую его брату Вальтеру. Вальтер, погибший на ставшей уже историей Первой мировой, был в семье главным естествоиспытателем. Двадцать восьмого Бонхёффер в ответном письме поблагодарил родителей и поделился с ними ощущением «новой реальности»: перемены наступят не так скоро, как хотелось бы. Он был твердо намерен искать более глубокую истину, скрытую внутри безнадежной с виду ситуации.

...

В прошлом году… под конец года мы все, наверное, думали, что в этом году нам удастся сделать решительный шаг вперед и появится большая ясность. Теперь же крайне сомнительно, в какой мере эта надежда сбылась и сбылась ли вообще… Мне кажется, что нужно примириться с долгим ожиданием, жить более прошлым и настоящим, то есть благодарностью, а не видением будущего485.

Сходные мысли он выразил и в письме Шюцу: «Мы пойдем низиной и окажемся в лощине куда более глубокой, чем теперь, прежде чем сможем вновь начать подъем и выйти с другой стороны. Главное – позволить, чтобы нас целиком и полностью вели, не сопротивляться и не проявлять нетерпения. Тогда все будет хорошо»486.

Он был готов к долгому ожиданию, будь что будет.

* * *

В Эттале Бонхёффер часто общался с другими участниками Сопротивления, в том числе с министром юстиции Гюртнером и с Карлом Герделером, бывшим мэром Лейпцига. Мюллер навещал его чуть ли не ежедневно. В рождественские праздники Бонхёффер и Бетге встречались с Донаньи и ватиканскими послами, в том числе с личным секретарем Пия XII Робертом Лейбером. Бетге и Бонхёффер прогулялись вместе с Гюртнером по альпийскому холоду и обсудили проблемы во взаимоотношениях между Исповеднической церковью и Имперской церковью [48] .

В январе 1941 года Бонхёффер съездил в Мюнхен повидаться с Юстусом Перельсом, главой юридической службы Исповеднической церкви. Перельс всеми силами пытался склонить правительство рейха к более снисходительному обращению с пасторами Исповеднической церкви – пока что их призывали чуть ли не всех подряд, причем в действующую армию, и Церковь была обескровлена. То была злонамеренная политика нацистов, и Перельс надеялся убедить их в том, что Исповедническая церковь заслуживает такого же отношения, как и рейхсцерковь.

В Мюнхене Бонхёффер сходил вместе с Перельсом на оперу Бетховена «Создание Прометея», поставленную как пантомиму, но «не пришел в восторг». Они также посмотрели фильм о жизни Шиллера, который Бонхёффер рекомендовал Бетге в следующих выражениях: «Кошмар: патетично, клишированно, лживо, нереалистично, антиисторично, плохо сыграно, китч! Сходи сам посмотри. Так я представлял себе Шиллера, когда учился в средней школе»487.

Впервые за пять лет Бонхёффер и Бетге оказались надолго разлучены. Дитрих постоянно нуждался в присутствии друга: он просил Бетге критиковать и помогать оттачивать его богословские идеи, и во время работы над «Этикой» ему недоставало возможности обсуждать новые мысли и проверять их на доверенном друге. Годами они почти ежедневно молились вместе, и – самая интимная связь – они исповедовались друг другу. Каждый из них знал самые тайные переживания другого, они всегда включали в число своих молитв ходатайство друг за друга. 1 февраля Бонхёффер сделал самому себе подарок ко дню рождения, написав Бетге письмо с рассуждением об их дружбе.

...

Пять лет общей работы и дружбы кажутся мне редкостным в человеческой жизни и радостным даром. Найти человека, понимающего тебя и объективно, и лично, одновременно и надежного помощника, и советника – это очень и очень немало. А ты всегда был для меня и тем, и другим, а также терпеливо выдерживал суровые испытания такой дружбы, в особенности мой жуткий характер, который порой пугает меня самого, о чем ты, к счастью, часто и откровенно мне напоминаешь, и не озлобился по этой причине на меня. За это я тебе в особенности благодарен. Твоя ясность и простота мысли и суждения помогли мне разрешить бесчисленное множество вопросов, и я на собственном опыте убедился в реальной силе твоей молитвы за меня488.