Книга Резидентура. Я служил вместе с Путиным - Алексей Ростовцев

Петру Прохоровичу было жаль берез, рябин и сирени, посаженных некогда руками его отца и его руками. Он любил каждое растение, как любят живое существо, и полагал, что растение, когда его убивают, испытывает такую же боль, как животное или человек.

– Какие еще партизаны! – сказал он, безнадежно махнув рукой.

– Партизаны будут! – заверил его Трофимов. – Между прочим, нас с тобой, Прохорыч, немцы станут привечать как лиц, пострадавших от большевиков, и этим надо воспользоваться.

– Для чего?!

– Как для чего? Для борьбы с оккупантами.

Кулагин покачал головой и ничего не ответил.

Учитель как в воду глядел. На другой день новая власть поставила его бургомистром Липовца. В самом деле, лучшей кандидатуры на этот пост было не найти. Исключен из партии, сидел, имеет опыт руководящей работы. Трофимов поломался для вида и согласился возглавить новую администрацию города. А еще через день пришли и по душу Кулагина. В гости к нему пожаловали оберштурмфюрер СС Хорст Хандке и переводчик из фольксдойче Гюнтер Шваб. Оба служили в гестапо, и идти им было недалече. Петр Прохорович встретил гостей настороженно, однако яблоками и бражкой угостил. Толстый и румяный потомок мясников и пивоваров Хандке жрал, как свинья. Пережевывая яблоки, он громко чавкал, а бражка булькала в его глотке с такой сдавленной безысходностью, будто проваливалась в преисподнюю. Бывший советский инженер-электрик Шваб ел почти бесшумно, изредка бросая на своего начальника укоризненные взгляды.

– После нашей полной победы над Россией мы вернем вам дом и землю, – пообещал Хандке.

– Где же тогда будет гестапо? – полюбопытствовал Кулагин.

– Русские пленные рабы возведут для наших нужд новое прекрасное здание.

– Господа хорошие считают, что я доживу до их победы над Россией? Мне ведь уже под шестьдесят.

Хандке расхохотался.

– Разгром России – вопрос нескольких месяцев, и каждый русский патриот должен помочь нам в избавлении его страны от большевистского ига. Согласен ли со мной господин Кулагин?

– Согласен, – выдавил из себя Петр Прохорович.

– Очень хорошо. Тайная государственная полиция рейха предлагает вам секретное сотрудничество.

– Но какую пользу могу принести великому рейху я, старый человек со слабым здоровьем?

– То, о чем мы намерены просить вас, не потребует ни молодых сил, ни железного здоровья. Вы являетесь близким другом нового бургомистра Трофимова, так?

– Да, это так.

– Он делится с вами сокровенными мыслями, вы видите из ваших окон его окна и вход в его дом.

– Все правильно.

– Мы высоко ценим Трофимова, поэтому намерены со всей ответственностью обеспечивать его безопасность. Ведь враги рейха могут войти к нему в доверие с целью получения секретных сведений, они могут шантажировать его и, наконец, убить. Жизнь вашего друга в ваших руках.

Черт с ними, подумал Кулагин, соглашусь и признаюсь во всем учителю. Будет хуже, если они завербуют под него кого-то другого.

– Я согласен, – твердо сказал он.

– Это замечательно. Я предлагаю выпить за наше сотрудничество, – воскликнул оберштурмфюрер.

Они выпили бражки и закусили яблоками.

– Осталась одна маленькая формальность, – продолжал Хандке. – Для конспирации в работе с нами необходимо избрать псевдоним, которым вы будете подписывать ваши донесения.

Кулагин смешался, а немец подбросил одно из яблок, поймал его и, осклабившись, закончил:

– Я предлагаю «Апфель» – яблоко.

– Нy, «Апфель», так «Апфель», – согласился Петр Прохорович.

– Вот мы и договорились. Осталось написать подписку о сотрудничестве.

Вечером Кулагин рассказал Трофимову о том, как нежданно-негаданно стал агентом гестапо. Учитель обрадовался.

– Хорошо, что так получилось. Будешь, Прохорыч, писать им только то, что я скажу. И ни шагу в сторону!

На том и поладили, а через пару дней Трофимов, встретив Кулагина на улице, поприветствовал его вполголоса:

– Здорово, стукач!

– От стукача слышу! – обозлился Петр Прохорович.

В этот момент взрыв огромной силы потряс Липовец до основания – взлетела на воздух привокзальная водокачка. Так заявил о начале своей деятельности партизанский отряд капитана Дроздова.

После взрыва в городе начались облавы, обыски и аресты. Подвал гестапо превратился в пыточную. По ночам оттуда доносились душераздирающие вопли и стоны. Кулагин пытался укрыться от этого ужаса двумя подушками и периной, но те мало помогали. С наступлением дня он садился к столу писать очередной «донос» на соседа, а по вечерам приходил Шваб, чтобы забрать его сочинения. Иногда переводчик приносил подарки: водку, консервы, сигареты, шоколад. Петр Прохорович по-братски делился этими дарами с Трофимовым, а тот, в свою очередь, приносил старику то, что перепадало ему от немцев. Кое-какие из агентурных донесений они сочиняли для Хандке вдвоем – учитель имел богатейший опыт написания подобных бумаг по заданиям НКВД.

Между тем Дроздов со своим отрядом довел гитлеровцев до белого каления: он пустил под откос несколько поездов с подкреплениями для фронта, сжег склады с боеприпасами и продовольствием. На улицах города почти каждое утро находили убитых военнослужащих вермахта. Немцы беспощадно расстреливали десятки ни в чем не повинных заложников и, наконец, отправили в Бороздинский лес роту карателей с целью уничтожения набившего им оскомину отряда. Эта экспедиция не принесла результатов. Рота вернулась ни с чем, потеряв в непролазных топях несколько солдат и служебных собак. Вот тогда и встал вопрос о проводнике. Кто-то показал на Кулагина как на человека, прекрасно знающего окрестные леса. Хандке несказанно обрадовался: его агент поможет покончить с партизанами. Однако верный холуй «Апфель» на поверку оказался последней сволочью. Он завел карателей в засаду под кинжальный огонь партизанских пулеметов, а во время боя переполз к русским. Немцы в отместку раздавили танком хижину Кулагина, страшно перепахали гусеницами его сад и питомник, повалив все деревья. Узнав об этом, Дроздов пригласил Петра Прохоровича в свою землянку.

– Я тебе клянусь, отец, – говорил он, крепко сжимая руку старика в своих, – ты будешь доживать век в отчем доме в почете и уважении. А сегодня прости нас, мудаков, если сможешь. Прости за все.

Кулагин зажмурился и смахнул набежавшие слезы.

Наступило лето сорок третьего года. Над полями Центральной России занималась кровавая заря Орловско-Курского побоища. По команде из Москвы все партизаны начали беспощадную рельсовую войну. Отряд Дроздова не составил исключения. Немцы, власовцы и бандеровцы обложили Бороздинский лес плотным кольцом. В отряде заканчивались боеприпасы и продовольствие. И тогда Дроздов принял решение прорываться в сторону линии фронта. В этом последнем бою отряд потерял более половины своего состава, а несколько раненых попали в плен. В числе их был Кулагин.