Книга Резидентура. Я служил вместе с Путиным - Алексей Ростовцев

Стукачи

Немцы подошли к Липовцу душным июльским вечером сорок второго года. То ли фронт где прорвали, то ли десант выбросили. О появлении противника в городе начальник районного отдела НКВД капитан Дроздов узнал от директора лесопилки, расположенной на дальней окраине Липовца.

– Они у меня под окнами! – кричал в телефонную трубку перепуганный насмерть директор.

– Много их?

– Трое. На мотоцикле с коляской. Все с автоматами. Заходят в контору. Прощай, Николай Ильич! Концы!

На этом связь оборвалась.

Дроздов приказал своим сотрудникам вынести во двор дела и папки с документами, сложить их в одну кучу, облить бензином и поджечь. Пока горел бумажный костер, он реквизировал проезжавший мимо грузовичок, прогнал водителя, посадил за руль личного шофера, велел ему в течение пятнадцати минут погрузить в кузов семьи чекистов, проживавшие в одном доме, и дуть на восток со скоростью света.

– А коли окажется, что и в той стороне немцы, сворачивай в Бороздинский лес. Как отыскать нас, знаешь.

– Лады! – ответил видавший виды шофер и дал газ.

– Пошевеливайтесь! – крикнул Дроздов, обращаясь к своим подчиненным. – Немец мужик серьезный. Он ждать не станет. Подлейте еще бензинчику и айда! Само сгорит. Без нас.

Костер загудел с новой силой. Чекисты расхватали вынесенное во двор оружие, вскинули за плечи тревожные вещмешки и быстро ушли, подорвав гранатой сломавшийся накануне газик Дроздова и даже не закрыв дверей райотдела.

За всей этой суетой с любопытством и не без злорадства наблюдал сквозь щель в заборе бывший подкулачник Петр Прохорович Кулагин, чей дом еще в тридцатом году ЧК заняла под свое учреждение, выселив его с женой в небольшую сторожку, расположенную в глубине их же сада, и отмежевавшись от недруга Советской власти высокой прочной изгородью.

По совести сказать, не являлся Кулагин ни подкулачником, ни врагом нового режима, а был знаменитым на всю округу садоводом. Деньги на черенках и саженцах зарабатывал неплохие; когда же сыновья выросли и разлетелись по стране, стал нанимать для работы в своем саду бродяг-сезонников, что дало повод лихим местным начальникам отнести его к эксплуататорскому классу и подвергнуть экспроприации. В Сибирь он не загремел лишь благодаря заступничеству соседа – директора сельскохозяйственного техникума Трофимова, который входил тогда в состав бюро райкома партии. Трофимова в тридцать седьмом посадили, а через год выпустили, после чего он стал работать в школе учителем биологии. Это был единственный человек, с которым Кулагин во все времена поддерживал дружеские отношения. Похоронив жену накануне войны, жил Петр Прохорович бобылем в одиночестве и печали. Сыновья отца-лишенца вниманием не жаловали.

И надо же было такому случиться, что вскоре после бегства чекистов над Липовцом разразилась гроза, и обильно пролившийся дождь загасил костер, в котором горели энкавэдэшные бумаги. А немцы все не появлялись. Видимо, решили в незнакомый город на ночь глядя не входить.

Когда стало темнеть, Кулагин отодрал от забора две доски и приблизился к родному дому, в котором не был более десяти лет, но порог переступить побоялся: вдруг заминировано. Оглядевшись, увидел мокрое кострище с обуглившимися амбарными книгами на нем. Взял одну из таких книг и прочел на обложке: «Дело агентурной разработки “Куркуль”». Открыл дело и увидел анкету необычной формы с собственной фотографией. Из анкеты следовало, что фигурант «Куркуль» разрабатывается Липовецким райотделом НКВД по окраске «антисоветская агитация и пропаганда». Кулагин забрал дело в свою сторожку, зажег керосиновую лампу и углубился в чтение. Увидев, что разработку вел его давний недруг опер Сашка Игумнов, он хмыкнул и покачал головой. Лейтенант госбезопасности в бытность пацаном нередко забирался в сад Петра Прохоровича, чтобы полакомиться яблоками. Однажды Кулагин изловил его и нажарил ему задницу крапивой, испортив тем самым отношения с будущим чекистом на всю жизнь.

Ночь летела, а Кулагин все читал и читал. Оперативные справки, материалы перлюстрации писем, сводки наружного наблюдения и установки перемежались там и сям агентурными донесениями. Больше всех таких донесений написал агент «Черемуха», и чем внимательнее вчитывался в дело Петр Прохорович, тем сильнее он убеждался в том, что «Черемуха» есть не кто иной, как его лучший друг учитель Трофимов. Это открытие возмутило Кулагина до глубины души. Он даже принял лекарства от сердца и нервов. Успокоившись, продолжил ознакомление с разработкой, и постепенно неприязнь к учителю сменилась чувством благодарности: получалось так, что Трофимов не топил его, а, напротив, выгораживал, доказывая невидимому Сашке Игумнову, что Кулагин никакой не враг, что к Советской власти он относится лояльно, а Россию так и вовсе любит и готов жизнь за нее положить. Тут «Черемуха» явно перебирал. Кулагин неоднократно в его присутствии ругал Советскую власть, Сталина и политику партии, а о своей любви к России никогда ничего не говорил.

Кулагин поднял голову от дела и задумался. Конечно, он России не враг. А почему тогда радовался, глядя на то, как наши драпают? Негоже это, Петр Прохорович, ох негоже! И нельзя, чтоб те секретные бумаги попали в руки ворога. Он еще раз сходил в родной двор, собрал в мешок все несгоревшие дела и документы и перенес их к себе. Близился рассвет, поэтому Кулагин не стал читать остальных разработок, а зарыл их все вместе с делом «Куркуль» в дальнем углу сада. Не закопал только черновиков списка агентуры, оставленной в Липовце для подпольной работы, поскольку этот документ счел особо важным. Решил отдать его Трофимову, тем более, что сам Трофимов проходил по списку.

Немцы явились только к обеду. Очевидно, упомянутые выше мотоциклисты были всего лишь их разведкой. А утром Кулагин сходил к Трофимову и имел с ним серьезный разговор.

– Я не спрашиваю, почему и как ты стал их стукачом, – говорил Петр Прохорович, передавая учителю список агентов-подпольщиков, – но за то, что спас меня от Колымы, низкий тебе поклон.

– Чего уж там? Свои люди, – залопотал Трофимов, краснея и смущаясь. – А тебе за бумагу эту спасибо. Ей цена – десятки жизней.

Кулагин засмеялся.

– Ты-то сам за что сидел? Небось, анекдот про Сталина рассказал?

– Да ведь и не рассказал, а только выслушал, но при этом антисоветски улыбался.

– За улыбку, значит?

– Выходит, за улыбку.

– Почему же служишь им?

– Если поп взял церковную казну или обрюхатил хорошенькую прихожанку, то это еще не повод для отречения от веры. Замысел же коммунистов построить рай на Земле прекрасен.

– Да ну тебя! – возмутился Кулагин и направился в свой сад.

Даже его спина выражала негодование по поводу дурости соседа.

В бывшем родовом гнезде Кулагина теперь обосновалось уездное гестапо. Все деревья и кусты во дворе дома и на прилегающей улице немцы снесли под корень.

– Партизан боятся, – пояснил Трофимов.