Книга Ароматы кофе - Энтони Капелла

— Красивое поместье, — заметил Пинкер. — Сэр Уильям недурно устроился.

— Неужто вы никогда не подумывали, чтобы завести себе нечто подобное?

Спрашивать, может ли он сейчас себе это позволить, уже не было необходимости.

— Это не в моем вкусе. А, вот и наш хозяин идет нам навстречу!

Они удалились, закрыв двери, в гостиную на полчаса, потом позвали меня. Заседали, обложившись множеством бумаг: по виду, юридического свойства.

— Входите, Роберт! Входите и присоединяйтесь к нам! Сэр Уильям привез нам подарок. — Пинкер протянул мне большой конверт. — Взгляните!

Я вынул листы, просмотрел. Сначала я ничего не понял — это был список иностранных названий, около каждого какие-то цифры, а внизу какие-то промежуточные подсчеты.

— Это цифры урожая нынешнего года из пятидесяти крупнейших поместий Бразилии, — пояснил сэр Уильям.

— Как вам удалось их добыть?

— Такой вопрос уместней не задавать, — сказал он с улыбкой. — И, разумеется, на него уместней не отвечать.

Я снова взглянул на цифры:

— Но уже это превышает производство кофе в Бразилии за целый год.

— Пятьдесят миллионов мешков, — кивнул Пинкер. — Между тем, правительство Бразилии объявило только тридцать миллионов.

— И что же будет с остальным кофе? Его уничтожат?

Сэр Уильям покачал головой:

— Это бухгалтерский трюк, вернее, серия трюков. Они ввели ложные цифры потерь, уменьшили размеры некоторых хозяйств, выдумали несуществующие потери — короче, сделали все, чтобы создать впечатление, будто они производят кофе меньше, чем в действительности.

Спрашивать, зачем им вздумалось так поступить, не приходилось.

— Если на Бирже об этом узнают, то…

— Вот именно! — подхватил Пинкер. — Роберт, пожалуй, вам стоит отобедать с кем-нибудь из ваших приятелей газетчиков… Надо точно рассчитать время — нужно, чтобы новости начали публиковать с будущей недели. Не сейчас, упаси Бог. Нам надо посеять панику, а инвесторы обычно сильней ударяются в панику, когда понимают, что не в курсе реального положения вещей.

— Верны ли эти данные?

— Для наших целей вполне достаточно, — пожал плечами Хоуэлл. — Естественно, это требует основательной проверки.

— Вы просто должны сказать, Роберт, что ожидается громадный скандал, — продолжил Линкер. — Потом, когда в Палате общин в будущую пятницу будет сделано заявление…

— Откуда вы знаете, что в пятницу будет сделано заявление?

— Потому что знаю, кто его сделает и по какой причине. Но это все только начало. Потом будет объявлено о расследовании, произведенном министерством торговли и промышленности, и монопольная комиссия призовет к санкциям против Бразилии…

Мой мозг бешено заработал:

— Министерство торговли и промышленности — ведь это же вотчина Артура Брюера? И он же председатель этой комиссии!

В глазах у Пинкера вспыхнули искорки:

— Раз имеешь зятя в правительстве, почему бы не снабдить его информацией государственной важности? Но даже и тогда цифры эти мы не огласим — по крайней мере, не все: вы должны подкидывать разные порции данных из этого документа в разные газеты, чтобы ни у кого не возникла цельная картина. Они все будут гадать, строить домыслы, и домыслы будут множиться…

— На рынках поднимется паника.

— Рынки узнают правду: что они оказались слишком доверчивы. Бразильцы опубликуют свои данные во вторник. И их данные, мы можем это утверждать, окажутся очередной фикцией — громадным преуменьшением. Другое дело, что на сей раз всем это станет очевидно. — Скрестив ноги, Пинкер откинулся в своем кресле. — Вот он, этот момент, Роберт, — тихо сказал он, — я ждал его целых семь лет.

Он держался крайне невозмутимо, как, впрочем, и Хоуэлл. Я позже узнал, что все, что он делал, — все его спекуляции, овладение новыми финансовыми инструментами,[73]контакт с Хоуэллом, даже устройство моих связей с газетчиками — все было направлено на осуществление этой конечной цели. То, что я и рынки воспринимали как изменения тактики, на самом деле обернулось чудовищным, жестоким постоянством.

— Если рынок рухнет, он уничтожит и вас, — заметил я Хоуэллу.

— И я так думал, — спокойно сказал он. — Как любой, черт побери, недалекий мировой производитель кофе, я считал, что нам необходимо поддерживать цену на кофе. Но этого не нужно. Именно эти, маломощные производители, первыми и обанкротятся. Когда все это закончится и цены установятся, мои плантации по-прежнему станут приносить доход — пусть небольшой доход с акра, но нормальный после проведения всей этой операции. — Он кивнул на Пинкера. — Ваш хозяин и проделал эту арифметику.

— Это он и послал вам? — сказал я. — Так вот что было в том письме. Арифметика.

— С какой стати сэру Уильяму поддерживать фермеров, которые менее успешны, чем он? — сказал Линкер.

— Жить станет куда легче, если останутся только крупные фазенды. Мы можем вступать в деловые связи друг с другом: пусть вымогатели, засевшие в Сан-Паулу и сосущие нашу кровь, сами о себе позаботятся ради разнообразия.

— Будущее за небольшим количеством крупных компаний, — вставил Пинкер. — Я в этом убежден.

— А что будет с мелкими производителями? — медленно произнес я. — Что будет с совсем малыми? В течение двадцати лет их убеждали сажать кофе — вырывать с корнем то, что пригодно в пищу, и жить ради выращивания того, что можно только продавать. Должно быть, по всему миру таких миллионы. Что будет с ними?

Оба старика равнодушно смотрели на меня.

— Они вынуждены будут голодать, — сказал я. — Некоторые обречены на смерть.

— Роберт, — беззаботно произнес Пинкер, — мы ведь… мы вступаем в грандиозное начинание. Подобно тому, как всего поколение тому назад прозорливые и предприимчивые британцы освободили рабов от ига тирании, так и мы сегодня имеем возможность освободить рынки от засилья иноземного контроля. А те, о ком вы говорите, они подыщут себе для выращивания что-нибудь более подходящее, отыщут для выживания иные надежные способы. И будут себе процветать и благоденствовать. Освободившись от невыносимых пут фальшивого рынка, они предпримут новые попытки, новые инициативы. Возможно, получится не у всех. Но кое-кто сумеет изменить и обогатить свою страну куда успешней, чем посредством кофе. Вспомним нашего Дарвина: эволюционный прогресс неизбежен. И нам — нам троим, находящимся сейчас, в этой комнате, — выпала честь быть орудиями его осуществления.

— Было время, когда я проглотил бы весь этот вздор, — сказал я. — Оно прошло.