Книга Меч, Палач, Дракон - Александр Рау

— Зачем ты уехал — так, словно нас ничего не связывало? Без предупреждения. Я обиделась, Ги. Я тебе не чужая!

— Не знаю.

— Что «не знаю»?

— Не знаю и все.

Королева встала из-за стола и села на диван рядом с ним. Положила свою маленькую горячую ладонь на его руку.

— Прости, я погорячилась, — она вздохнула и замолчала, — Алькасары — ты уже знаешь.

— Знаю, потому и здесь. Скажи своим слугам, чтобы не чинили мне препятствий. Я не хочу убивать камоэнсцев. Я никого не хочу убивать.

— Ги, почему ты меня бросаешь?

— Я тебе не нужен больше. Мечта сбылась. Ты Королева. Дальше справишься и без меня.

— А что если я мечтала о другом?

— Об этом. О троне. Ты на нем — дерзай. Правь, играй людьми, казни и милуй фаворитов, меняй любовников, а меня отпусти, — устало сказал маг, и упер взгляд в пол. Его неожиданно заинтересовал узорный орнамент алькасарского ковра.

Ангела схватила его за подбородок и развернула лицом к себе.

— У меня никого не было кроме тебя. Слышишь, никого!

— Зачем ты мне это говоришь?

— Чтобы ты знал, и оставил эту глупую ревность. Я не могу уделять тебе все свое время. Я королева Камоэнса.

— Я и не ревную, ведь ты не моя. Дай мне уйти, Ангела, я ничего не прошу взамен — просто дай уйти.

— Не могу. Ты мне нужен.

— Точнее Камоэнсу? — горько усмехнулся чародей.

— Нет мне! Мне — женщине и королеве.

— Тогда почему же я чужой для обоих? У меня, Ангела, как это не странно, еще осталось гордость, как сказал Хорхе: «я же не мальчик, что девку-то еще не щупал». Прощай, — он поднялся и пошел к двери.

— Стой! Подожди! — Ангела схватила Гийома за старый халат цвета золота — потертую и заштопанную память о жертве так и не понятого им до конца Гонсало де Агиляра.

— Не кричи. Стража ворвется. Увидит твою истерику — пересуды пойдут. Гвардия уже не та, что раньше. Перебили прежних, — маг попытался оторвать от себя ее цепкие ручки.

— Не уходи, Ги. Ты мне нужен. Послушай, я поняла, что нет никого рядом, кому бы я смогла себя доверить. Прижаться, расслабиться, отдаться, поплакаться, наконец. Ты тот единственный. Без тебя мне плохо.

— Поздно. И не верю.

— Никогда не поздно! Ты сам учил меня ждать и надеяться. Три года мы любим друг друга! Три года! И ты хочешь разрушить все из-за одной ссоры?

Маг молчал.

— Прости меня, Ги. Прости глупую дурочку. Я увлеклась, забылась, заигралась. Вспомни свою молодость. Ты ведь тоже ошибался. Что мне сделать, чтобы ты меня простил? Что? Скажи — все сделаю! — Ангела уткнулась в его плечо, — Помнишь, тогда в парке, ты меня отговаривал: От чего Умирает она? Оттого, что разлучена, И мужчина тоже.

— Помню, — тихо ответил чародей, он видел слезы в ее глазах.

— Спроси — расскажу каждый миг наших встреч, повторю любой разговор. Твой стих — твой собственный стишок: Когда потухнут все вулканы, когда завянет вся трава, когда на небе звезд не станет, Тогда забуду я тебя!

— Он же был искренним, ты мне не лгал?

— Нет.

Гийом осторожно провел ладонью по ее плечу и спине. Ангела стала прежней — той девушкой, с которой он, как мальчишка, целовался в парке. С той, что отвергла его доводы расстаться. С той, что ждала его из-за Жаркого Берега, плакала, и болела, когда его объявили умершим.

— Я помогу тебе, Ангела, — маг чувствовал жар ее тела, сквозь тонкую ткань, биение хрупкого сердечка.

— Правда? — в ее глазах была неподдельная радость, — Я тебя люблю! — Ангела крепко поцеловал его, притянув к себе за щеки. Ее губы были мягкими и сладкими.

Гийом вздрогнул и вспомнил другой свой нелепый стих, тот, что остался без ответа. С тобой, Что станет с тобой? Когда останешься без меня?

— Я помогу тебе, королева. Возьму разовый заказ, как боевой маг. А в плату возьму — это, — Гийом постучал пальцем по серебряному браслету на ее запястье.

— Отберешь свой подарок? — губы Ангелы задрожали от обиды, лицо стало растерянным и беззащитным.

— Да. Мне пригодиться амулет, распознающий ложь. Ее в последнее время устало очень много.

— Только после выполнения работы! — девушка попыталась пошутить, снять напряжение, не поучилось.

— Хорошо, — серьезно ответил маг.

— Останься, Ги, — она заманчиво улыбнулась.

Он хотел эту женщину, горячую, страстную, изменчивую, непредсказуемую, всегда желанную. Последние три года он думал только о ней, даже когда спал с другими.

Гийом провел ладонью по глазам.

— Прощайте, моя королева, — быстро развернулся, чтобы не видеть ее лица.

В дверях ему в спину ударила подушка. Он остановился, но пересилил себя и шагнул через порог, закрыв за собой дверь. Ангела, шатаясь, дошла до кресла и упала в него, содрогаясь в сдавленных рыданиях, глотая слезы.

Глава 28

Командора Альберти десяток легкоконных, высланный в разведку, заметил сразу. Он медленно брел по дороге — высокий широкоплечий — сразу видно, не алькасар.

— Сеньор? — один всадник подъехал к нему, держа копье наготове.

Орденец поднял голову, рассветное солнце осветило его лицо. Спрашивающий вздрогнул.

— Отведи меня к командиру, воин, — голосом, привыкшим отдавать приказы, попросил Альберти.

Армия Камоэнса продвигалась навстречу захватчикам, что, разделившись на несколько отрядов, жгли и грабили королевство. Войска, защищавшего юг, больше не существовало. Оно либо пало, пытаясь сдержать превосходящего врага — так погибли магистр ордена Сент-Фербе и коронный маршал Юга; либо заперлось в крепостях или отошло на север, соединяясь с основными силами государства.

Жители Юга — трех из десяти провинций Камоэнса — оказались беззащитными перед быстрыми всадниками, решившими, что пришло время собирать мировую империю. Алькасары — нация воинов — впервые за сотни лет взяли с собой в поход подвластные народы. Бросили на Камоэнс своих слуг и рабов. Дали порезвиться вассальным шахам, сняли внутреннюю напряженность в султанате.

Смуглые, серые, бронзовые, желтые, черные убийцы впились в богатую плоть королевства. Города, всегда бывшие безопасными оплотами, брались штурмом — алькасары завели многочисленную пехоту, чья плохая выучка с лихвой компенсировалась многочисленностью.

Солдаты Агриппы видели небо юга, черным от пожарищ. Алькасары не трогали покорившиеся города, берегли поля, как корм для лошадей; но их вассалы по природной злобе разоряли все, до чего дотягивались их рабские руки, опьяневшие от безнаказанности.