Книга Жизнь, как морской прилив - Кэтрин Куксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Часы, мадам?
— Да, карманные часы, украшенные драгоценными камнями. — Эмили открыла сумку и показала ему футляр. Девушка увидела, как осветилось его лицо, и он сказала:
— О, да-да. Эти часы. Да-да, конечно. Проходите, пожалуйста.
Хозяин магазина поднял руку и указал ей на конец прилавка. Она обошла прилавок, прошла через дверь, которую он открыл, пропуская ее, и села в одно из кожаных кресел, а он, обойдя конторку, уселся за ней. Затем, наклонившись в ее сторону, тихо сказал:
— Мистер Стюарт, да, он предупредил, что вы, возможно, захотите продать их снова.
— А вы сказали, что купите их?
— Да-да, именно так, мадам. И я буду только рад купить их у вас, если мы придем к соглашению... полюбовному соглашению. — Улыбка мистера Гольдберга стала еще шире, он протянул руку, и она отдала ему футляр.
Эмили смотрела, как он вынул часы и положил их на ладонь. Хозяин магазина сделал это очень осторожно, словно имел дело с редким цветком или новорожденным ребенком. Она отогнала от себя эту мысль, она не хотела думать о новорожденных детях. Именно в этот момент он заметил, что это красивая вещь. Его голос был теперь довольно вкрадчивым:
— Я никогда не видел более красивой вещи. Было бы интересно узнать всю ее историю.
— Да, это было бы интересно, — ответила она.
— Как я понял из рассказа мистера Стюарта, эти часы вам оставил в качестве подарка некий... некий джентльмен.
— Да, это так, — сказала она серьезно.
— А когда вы оказались в стесненных обстоятельствах, вы попросили какого-то человека продать их для вас?
— Да-да, это так.
— А этот человек обманул вас относительно цены?
На этот раз Эмили просто кивнула головой.
— Двадцать фунтов, насколько я понял?
— Двадцать фунтов, — повторила она.
Лицо Гольдберга стало серьезным, когда он произнес:
— Зря вы не обратились в суд. Я высказал свое мнение мистеру Стюарту. Но могу вас уверить, — он улыбнулся, — могу вас уверить, что на этот раз вы получите намного больше двадцати фунтов.
— Спасибо.
— Я могу предложить вам, скажем, двести пятьдесят фунтов. Как вы на это смотрите?
Эмили удивленно смотрела на него. Цена часов, когда они были выставлены в витрине, была четыреста двадцать пять гиней, что составляло, как она подсчитала, четыреста сорок шесть фунтов и пять шиллингов. Это означало, что он предлагает ей чуть больше половины. Двести пятьдесят фунтов, конечно, сами по себе были состоянием, и она уже хотела сказать: «Большое спасибо», когда он засмеялся и поинтересовался:
— Я не знаю, означает ли ваше молчание, что вы собираетесь поторговаться со мной или нет.
Девушка даже и не думала, что можно торговаться с ним. Это даже не приходило ей в голову, пока он не сказал об этом. Мистер Стюарт сказал о нем, что он честный человек, и она полагала, что в данном случае двести пятьдесят фунтов были правильной ценой, но неожиданно для себя сказала:
— В витрине на них стояла цена четыреста двадцать пять гиней.
— Да, так оно и было, мадам, четыреста двадцать пять гиней. — Гольдберг сжал губы и покачал головой. — Хорошо, не будем ходить вокруг да около. Я деловой человек, и я должен получать прибыль. Хорошо, хорошо. — Он шутливо погрозил ей пальцем. — Не говорите мне, что я уже один раз продал их и получил хорошую прибыль, я знаю, знаю.
Эмили невольно улыбнулась ему в ответ, и, когда он сказал:
— Ладно, я вычту ровно сотню, а вам достанутся триста сорок шесть фунтов... и пять шиллингов, — он рассмеялся.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, потом снова закрыла его, и, сглотнув, она смогла только произнести:
— Это вполне, вполне приемлемо. — Ей казалось, что ее ответ звучит хорошо, по-образованному.
— Значит, сделка заключена?
— Да, заключена.
— В каком виде вы хотите получить деньги? У вас есть счет в банке?
— Нет, — она замолчала, а потом добавила: — Пока нет.
Мистер Гольдберг внимательно посмотрел на нее, а потом сказал:
— Тогда позвольте вам порекомендовать открыть счет в банке?
— Не будете ли... не будете ли вы так добры порекомендовать мне какой-нибудь банк?
— Да-да, конечно.
— И... и можно мне получить сорок шесть фунтов наличными?
— Ну конечно же. — Он снова покивал ей головой.
— Спасибо.
Выписывая чек, он спросил, подняв вверх брови:
— Как поживает мистер Стюарт?
Эмили взглянула на него, поняв подоплеку вопроса, и, стараясь говорить ровным голосом и сделав каменное лицо, она ответила:
— Очень хорошо; в данный момент он... он отдыхает в Париже.
— О, в Париже. Это прекрасно. — Он продолжил выписывать чек. Когда Гольдберг промокнул чек, он сказал: — Очень приятный джентльмен, очень приятный. И у него хороший вкус. — Он открыл ящик и достал горсть соверенов, посчитал их и, положив в замшевый мешочек, поднялся и передал ей чек и мешочек, сказав: — Я думаю, вы убедитесь, что все правильно. И я надеюсь, мадам, — он наклонился к ней, — когда ваши обстоятельства изменятся, а я уверен, что так оно и будет, вы сделаете нам честь, став нашим клиентом, покупая у нас или — он плавным движением указательного пальца показал на конторку и часы — продавая нам.
Она почувствовала, что снова улыбается ему.
— Да, если мне понадобятся какие-либо украшения, я обязательно приду к вам, мистер Гольдберг. И... и благодарю вас за вашу честность по отношению ко мне.
— Я получил истинное удовольствие, мадам.
Эмили уже собиралась направиться к двери, когда остановилась и в последний раз взглянула на часы, лежавшие на кусочке бархата на конторке. Она почувствовала, что ей хочется подойти к ним и потрогать, чтобы попрощаться с ними. Она повернулась и посмотрела на мистера Гольдберга, а тот тихо произнес:
— Кто знает, мадам, но, возможно, когда-нибудь в будущем они снова будут принадлежать вам.
Она ничего не ответила и прошла через магазин к двери, а мистер Гольдберг сам открыл ей дверь, сказав на прощание:
— До свидания мадам, и пусть вам сопутствует удача.
Пусть ей сопутствует удача. Гольдберг хотел сказать, что он надеется, что она станет любовницей богатого человека. Он думал, что именно так обстояли дела с мистером Стюартом, но что теперь все закончилось. Но он так это сказал, что она не обиделась. Да и кем она была, чтобы чувствовать обиду, когда кто-то предполагает, что она должна стать чьей-то любовницей. А кем же она была в течение двух последних лет? Только в округе не называли ее таким словом - «любовница». Для них она была «девицей Берча» или его «содержанкой». В одном Эмили была твердо уверена: никогда в жизни она больше не заслужит такого названия...