Книга Упрямица - Ширл Хенке

Маргарита упрямо качнула головой:

– Вы встретились с французом в своей богатой гасиенде, а я с насильником в своей темной хижине. Будь вы на моем месте, когда вас истязают, колют ножом и режут на вас платье, вряд ли вам было до лица злодея, сеньора!

– Но у Эль Диабло не было этого шрама на щеке, – уже в отчаянии все-таки настаивала Мерседес.

– Глаза те же… волчьи! – Женщина зарыдала.

Судья стукнул молотком:

– Здесь республиканский трибунал, а не гасиенда, где вы властны творить расправу над пеонами. Нас интересуют сейчас не ссадины и шрамы, а то, как вы вступили в связь с Николасом Фортунато, если таковым, по вашему утверждению, является обвиняемый?

– Не говори! Ничего не говори им! – не выдержал Ник.

– Меня обмануло их сходство. Я была едва знакома с супругом, и четыре года он отсутствовал. Но вскоре я поняла, что Николас – это Николас, а не Лусеро, – решительно произнесла Мерседес.

– Вы сознательно пошли на прелюбодеяние?

Мерседес проигнорировала вмешательство судьи.

– Николас Форчун совсем другой человек. Он проявлял доброту там, где Лусеро Альварадо был бы безжалостен. Он знал больше, чем невежественный Лусеро.

– Если законный супруг оставил вас, уйдя на войну четыре года тому назад, чей ребенок?..

Она не дала судье закончить:

– Николаса Фортунато.

– Это означает кровосмешение? Вы в этом признаетесь?

Даже те из судей и кое-кто из публики, кто, может быть, сочувствовал ей, сейчас отвернутся от нее с отвращением. Религиозные и одновременно суеверные мексиканцы. Костер для ее сожжения уже сложен. Ей вдруг захотелось, чтобы его зажгли поскорее.

– Даже поняв, что он не мой супруг, я притворялась, что не знаю правды, потому что… я желала быть с ним, я полюбила его…

Это было ее послание Нику. «Я люблю тебя!»

– Очевидно, что сеньора добивается любыми средствами освобождения своего мужа, – скучным голосом произнес судья из Дуранго, занимающий председательское кресло. – Мы выслушали достаточно свидетельств о вине Эль Диабло. Стоит ли нам затягивать процедуру?

– Вам никто не простит ошибку, сеньоры! – вскричала Мерседес. – Ник Форчун служил вам. Нет! Он даже сделал для Мексики больше, чем вы все. Он спас жизнь Хуаресу!

Ник вскочил:

– Молчи, Мерседес!

Она опустилась на стул почти без чувств.

Ник завладел вниманием аудитории:

– Жена любит меня и из-за этого, жертвуя своей репутацией, идет на всяческие уловки. Я ее законный супруг – Лусеро де Альварадо. Наш ребенок, который вот-вот должен родиться, – наследник Гран-Сангре. Конечно, жаль, что он не увидит живым отца, но я признаю свою вину и готов понести наказание!

Мерседес готова была броситься в объятия Ника, но вызванная судьей стража окружила ее тесным кольцом.

Судья зачитал приговор.

– Лусеро Альварадо! – добавил он после официального текста. – Вам дается три дня, чтобы приготовиться к смерти, исповедаться и затем предстать перед расстрельным взводом.

Лусе взирал на пламя походного костра, погруженный в раздумья. Раньше он не позволял себе подобную неосторожность. Человек, чьи глаза привыкли к свету, не сможет различить врагов, подкрадывающихся к нему из темноты. Но он перестал заботиться о своей безопасности, как только увидел «Прекрасную леди», отплывающую из гавани Веракрус.

Он и его люди опоздали всего лишь на один час. Но этого часа хватило кораблю, чтобы преодолеть приливную волну, войти в глубокие воды и направиться в Гавану, унося с собой мексиканское серебро и генерала Леонардо Маркеса. Такое ничтожное опоздание! Так все было близко, что, казалось, можно ухватить рукой. Его наставник предал, да вдобавок еще и надсмеялся над своим учеником.

«Ник тоже посмеется», – подумал Лусеро с досадой.

Ник заполучил роскошную женщину и поместье. Ник умен, он не зря предупреждал, что Маркес не имеет ни души, ни совести. Впрочем, о какой совести идет речь, его душа уже давно продана дьяволу.

– Что будем делать, хозяин? Куда пойдем? – спросил Жорж, преданный и тупой, может быть, и преданный потому, что тупой, как пень. – Диас уже в Мехико, и, наверное, богатых людей ни там, ни на дорогах уже не осталось. Всех обчистили до нитки.

– Я думаю… Оставь меня.

– Долго думать нельзя. – Маленькие свинячьи глазки Отто Шмидта буравили Лусеро. – Вы думаете, а Диас уже шагает. И не вздумайте удрать от нас, командир. Нам надо держаться вместе.

«Шмидт безумен, но насколько хватит этого безумия, чтобы выстоять в сражении с целой нацией?» – с горечью подумал Лусеро.

– Я не собираюсь распускать команду. Ты прав. Вместе нам веселее.

– И где мы будем веселиться? – настаивал немец.

– На севере, в Соноре. Там еще не тронули богатеев. А за границей штата есть серебряные рудники в Нью-Мексико.

Он внушал соратникам надежду… но не себе.

После долгого, утомительного марша, когда им приходилось голодать, обходя населенные пункты, чтобы не быть замеченными, они добрались наконец до окраины Дуранго. Лусе опасался, что его черный жеребец будет узнан местными жителями, и не решился въехать в город. Отряд окружил убогую кантину в предместье, к горлу хозяина приставили холодный ствол, и они получили кров, пищу и много, пожалуй, даже слишком много пульке. Все допились до беспамятства. Где были хуаристы? Они могли бы захватить их тепленькими.

В кантину наведывались вакеро и местный сброд. Понемногу там прибавлялось посетителей. В дымном помещении собралась постепенно целая толпа.

– Мне нравится твое выражение лица, Джордж, – обратился Лусеро к соратнику. – Ты похож на кота, узревшего множество беспечных мышей.

– Не в этом дело, шеф, – откликнулся тупой солдат. – Вы не поверите, что я узнал из их разговоров!

Он дождался, пока трясущаяся от страха подавальщица удалилась на несколько шагов, и продолжил восторженным шепотом:

– Эль Диабло завтра умрет! Хуаристы поставят его к стенке и… пуфф! На вас, Альварадо, прекратится охота. Все будут считать вас покойником.

Собутыльники Лусеро восприняли эту новость по-разному. Шмидт спросил:

– Вам по душе, что Ника закопают вместо вас?

– К черту Ника! – заявил Лусеро. – Я всегда его недолюбливал.

Лафранк изрыгнул изо рта табачную жвачку:

– Плевать я хотел на этого ублюдка!

Лусеро взглянул на француза так, как будто он был мерзким насекомым, ползающим по грязному полу кантины.

– Может, он и ублюдок, но он мой брат!