Книга Проклятый город. Однажды случится ужасное... - Лоран Ботти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мам, — произнес он дрожащим, несмотря на все усилия, голосом, — а ты никогда раньше не была в Лавилле?
Каролина Моро моргнула — видимо, ей пришлось сделать некоторое усилие над собой, чтобы общаться с сыном, не погружаясь в мир своих грез.
— Почему ты спрашиваешь?
Бастиан движением головы указал на окно, за которым клубился туман:
— Вот это окно сейчас очень похоже на одну из твоих картин.
Взгляд матери скользнул от окна к картинам и обратно. Потом она спокойно произнесла:
— Нет, я здесь никогда не была… но ты прав, действительно есть что-то общее… Хотя я бы никогда не нарисовала такую унылую серую картину, — добавила она, и это, по крайней мере, звучало искренне.
Бастиан кивнул. У него было неясное ощущение, что это и ложь, и не ложь. Весь мир вокруг него словно бы отдалился и затуманился — как будто сам Бастиан находился в огромном полупрозрачном шаре, невидимом для окружающих. Он снова начал разглядывать картины — все что угодно годилось, чтобы не думать о маленьких белых квадратиках с буквами ПАПА.
Клинг!
Из кабинета донесся звуковой сигнал ICQ. Бастиан мгновенно вскочил с места: он включил компьютер, как только пришел из школы, ожидая послания от Опаль, или Патоша, или даже… от отца. Как бы там ни было, ему хотелось бежать, немедленно бежать отсюда! Он подскочил к компьютерному столу и взглянул на экран монитора.
Это оказался «Жюль Моро». Текст послания был совсем коротким:
Ну вот, теперь ты знаешь…
Человек на экране монитора был красив — может быть, не в общепринятом смысле этого слова, но в нем присутствовало некое темное очарование, сумрачный, почти тревожащий магнетизм, который, судя по всему, безотказно действовал на женщин и сейчас не мог не вызвать у Бертеги легкого завистливого вздоха. За такого мужчину Мэрил вполне могла выйти замуж — если бы в любви всегда соединялись противоположные элементы красоты, образуя гармоничное целое: мужчина — женщина, солнце — луна, свет — мрак…
Трехдневная черная щетина, резко контрастирующая с болезненной бледностью кожи, еще сильнее подчеркивала очертания угловатого удлиненного лица с выступающими аристократическими скулами и черными глазами, похожими на бездонные провалы во тьму. Съемка производилась где-то на природе, за спиной человека смутно виднелось поле или луг на опушке леса. Человек заговорил в бодрой манере американских телеведущих:
— Приветствую вас всех. Большинство из вас уже знают меня в лицо, поскольку следили за моим судебным процессом, состоявшимся прошлой осенью. Но для тех, кто видит меня впервые, сообщаю: я — Пьер Андреми. Очевидно, этот первый раз станет и последним. Однако я уверен… — тут на его губах появилась загадочная улыбка, — что вы не скоро меня забудете. В близком будущем пробьет час хаоса, и воцарятся сумерки. Меня уже не будет здесь, чтобы этим воспользоваться, но можете на меня рассчитывать: часть моей силы сохранится.
Затем камера немного отъехала, и стало яснее видно, что действие происходит на открытом месте за городом, где-то посреди равнины. Стала видна и большая канистра, стоявшая у ног человека. Андреми нагнулся, отвинтил крышку, поднял канистру и начал лить себе на голову ее содержимое. Казалось, он не испытывал ни малейшего дискомфорта, пока тягучая, как шампунь, жидкость стекала по его волосам и плечам. Его глаза оставались открытыми, их взгляд был безмятежен. Кто-то, стоявший в стороне и не попавший в кадр, чиркнул спичкой и бросил ее в Андреми. Тот мгновенно превратился в столб пламени, в живой факел — но продолжал стоять на месте, не крича, не катаясь по земле; все его действия отличала маниакальная целеустремленность сумасшедших. В течение нескольких секунд он продолжал сохранять самообладание. Затем раздался вопль, человек зашатался и наконец рухнул. Теперь это была лишь груда дымящейся плоти, живая огромная рана — точнее, мертвая, так как, но утверждениям экспертов, никто не смог бы после этого выжить. Еще какое-то время камера была направлена на неподвижно лежащее тело, потом изображение померкло.
Бертеги глубоко вздохнул — и только сейчас понял, что при последних кадрах задержал дыхание и одновременно инстинктивно отодвинул тарелку с сэндвичем дальше от себя, к краю стола. Раньше он никогда не видел этой записи полностью. Но благодаря магии Интернета она оказалась на «Ю-тубе», откуда была скачана 200 тысяч раз поклонниками чернухи всех мастей. Хуже того — набрав имя Андреми в «Гугле», Бертеги обнаружил ссылки на два десятка сайтов, посвященных маньякам-убийцам и черной магии. Владельцем одного такого сайта был (по его собственному утверждению) специалист по серийным убийствам, другого — «посвященный» сатанист… Однако вот что было удивительно: на сайтах, где упоминалось «дело Талько», не прослеживалось никакой связи между Талько и Андреми, хотя мать последнего была одной из наиболее влиятельных персон в клане дьяволопоклонников из Лавилль-Сен-Жур. Лишь на сайтах, посвященных черной магии, эти имена стояли рядом, но, видимо, чисто по географической причине — оба они были связаны с маленьким бургундским городом, затерянным в тумане.
Андреми действительно был серийным убийцей — предъявленные ему обвинения в убийстве шестерых детей в парижском регионе, которые сначала ему удалось опровергнуть с помощью своего адвоката (профессиональная карьера которого впоследствии рухнула в одночасье), позже подтвердились, и одновременно выяснились ужасные подробности: перед смертью детей пытали, насиловали, расчленяли. Кроме того, предсмертные разглагольствования Андреми перед камерой отражали сущность его натуры, типичную для извращенцев-психопатов — жажду власти (что проявилось в словах «часть моей силы сохранится»), страсть к напыщенности и позерству, убежденность в том, что он хозяин собственной судьбы, манию величия, — доказательством чего сама по себе служила видеозапись. Однако эксперты не смогли выявить никаких индивидуальных особенностей, а полицейские — раскопать хоть какие-то частные сведения о предыдущей жизни Андреми: никаких отклонений в детстве, никаких родственников, поддерживающих его во время судебного процесса, никаких свидетелей, сообщающих, что, будучи подростком, он мучил животных, никакой бывшей подружки, рассказывающей о скрытой жестокости своего бойфренда… Более того, у него в доме не было найдено никаких предметов, ранее принадлежавших жертвам, никаких фетишей, которые обычно хранят у себя такого рода преступники, чтобы удовлетворять свои вожделения вновь и вновь. Он проводил свой досуг точно так же, как большинство молодых людей его возраста: спорт, немного культурных развлечений. Иными словами, он не обладал ни одной из тех характеристик, по которым можно было бы вычислить будущего преступника: не занимался подозрительной деятельностью, не связывался с сомнительными людьми или организациями. Он даже не пытался выбрать такой род занятий — как, например, разъездная торговля, — который позволил бы ему значительно расширить свои «охотничьи угодья»…
Итак, в первый раз Андреми был оправдан — за отсутствием доказательств и благодаря мастерству адвоката. Случилось бы так, если бы его процесс состоялся уже после «дела Талько», а не двумя годами раньше, — в свете новых фактов, раскрывшихся к Лавилль-Сен-Жур (даже если очевидных параллелей между двумя этими делами не было)? Продолжал бы он и дальше безнаказанно совершать преступления, если бы не был пойман с поличным вскоре после освобождения?
