Книга Высота одиночества - Татьяна Минаева

Рината не заметила, как, укутанная в свою куртку, оказалась в такси. На ногах тренировочные кроссовки, а шея наспех обмотана шарфом.

Игорь сидел рядом, поглаживая её ладошку.

— И что теперь будет? — разбито проговорила она.

— Завтра узнаем, — повернувшись к ней, сказал он. — Одно знаю точно — все изменится.

— Что изменится?

— Твое отношение к нему. Изменится.

Рината не возразила. Ладонь ее беззащитным котенком покоилась в руке Игоря, и это было тем самым, что связывало ее с настоящим, с реальным, тем самым, что не давало сойти с ума.

Глава 39

Сочи, декабрь 2013 года

— Рин, ты как? — привалившись к стене, Игорь постучал в дверь.

— Нормально, — послышался ее приглушенный голос.

Стоило им войти в номер, она побледнела и, зажав рот рукой, бросилась в туалетную комнату. Игорь понимал, что виной, скорее всего, стало волнение, события, навалившиеся на Рину за прошедший день. Похоже, снова дала о себе знать доставшаяся ей от матери особенность организма. Если после всего произошедшего часом ранее даже ему было не по себе, что уж говорить о ней? Он не сомневался, что никакого отношения к отравлению тошнота не имеет, поэтому не переживал за физическое состояние Ринаты и её способность завтра выйти на лед в произвольной программе. А вот в эмоциональном плане все обстояло намного хуже. Непонятное и совсем несвоевременное заявление Бердникова на весь мир никоим образом хорошему прокату не способствовало. Это и злило, и расстраивало Игоря одновременно. На что он рассчитывал? Что Рината бросится к нему в объятия и разом простит его? Да разве можно простить такое?! Но Рината… Крылов вздохнул и подошел к постели. Присел на краешек, не отпуская из поля зрения белую дверь ванной комнаты. Всю дорогу до отеля она молчала. Прислонив голову к окошку, рассматривала проплывающий мимо пейзаж, и Игорь не мог даже предположить, что творилось у нее в голове в этот момент, какие ее одолевали мысли. Ему так хотелось научиться понимать ее: смотреть ей в глаза и чувствовать её. Ему хотелось знать, когда ей плохо, когда она нуждается в его поддержке, а в какой момент надо дать ей время успокоиться и не стоит даже подходить к ней. Но случится ли это когда-нибудь, Игорь не имел ни малейшего представления. Научится ли он, и хочет ли сама Рината, чтобы он научился?..

Минуты через две Рина вернулась в комнату и, все еще какая-то болезненно-бледная, присела рядом, сдвинув коленки вместе и опустив на них свои ладошки.

— Не переживай так, — тихо произнес Игорь. К ни го ед нет

Она повернула к нему голову и, нервно выдохнув, натянула улыбку, получившуюся, впрочем, слишком блеклой, чтобы выглядеть убедительно. А потом перевела взгляд на коленки. Они так и сидели молча, а время, беспощадное и бесстрастное, секундами текло вперед, не считаясь ни с чьими радостями и печалями, взлетами и паденьями, потерями и приобретениями. Игорь уже решил, что сегодня не услышит от Рины больше ни слова, но тут она заговорила:

— Я прочитала письма Богославской. — Голос её был тихим. Она с силой сжала острые коленки, обтянутые черными тренировочными лосинами, и продолжила: — В двух из трех уцелевших она просила о встрече. Писала, что ничего не знала, вообще не знала, что я жива, — она с горечью качнула головой. — Писала, что никогда не бросила бы своего ребенка. Он вообще не хотел меня, но она все равно решила рожать. По крайней мере, так она пишет. Еще третье письмо… Самое длинное. Оно, похоже, было последним. В нем Алла Львовна решилась рассказать обо всем. Обо всей своей жизни, начиная с детства и заканчивая Олимпиадой в Ванкувере. И я… — Рина снова посмотрела на Игоря полными печали глазами. — Я не знаю, как к этому относиться, Игорь. Там столько всего… А теперь вот он, — горько усмехнувшись, она всплеснула руками. — Взял и объявил всем, что я — его дочь и что он отдал меня когда-то в детдом! Как я должна реагировать на все это?

— С новой силой его возненавидеть? — предложил Игорь.

— У меня нет больше сил, — пожала плечами Рината. Взгляд её, измученный, потерянный, выражал глубочайшую усталость. — Я просто… просто хочу, чтобы меня любили. Любили не за что-то, а просто так, понимаешь? Потому что я просто существую! Потому что я — это я, а не за какие-то прилагающиеся ко мне бонусы. Не за талант, не за медали, не за выигранные турниры и сложнейшие прыжки… — Хлюпнув носом, Рината вытерла подступившие слезы рукавом толстовки. — Понимаешь?

Игорь просто кивнул и прижал ее к себе. Крепко-крепко обхватил руками и прошептал:

— Ты прекрасная, Рината Ипатова. Вместе со всеми своими тараканами, чудовищами в шкафу и временами просто жутким характером, ты прекрасная. И у тебя замечательная, самая добрая, любящая и красивая мама. И она, уверен, ждет тебя, чтобы обнять, чтобы прижать тебя к своему полному любви сердцу.

— Я столько лет её ненавидела, — через силу выдавила Рината, хватаясь за плечи Игоря как утопающий за спасательный круг, сминая его кофту, растягивая её. — А когда прочитала письма… Господи, каждое её слово было таким… Словно насквозь пропитано болью. Он сказал ей, что её ребенок умер, понимаешь, Игорь? Сказал, что меня нет больше. Вычеркнул меня из её жизни… Как так можно? — Игорь не видел, но чувствовал её горькие слезы, стекающие по щекам. — И он… он всегда был мне примером. Сильным, справедливым, образцом для подражания. Человеком, который, получив тяжелейшую травму, вышел и завоевал серебро на Олимпиаде. Я росла с мыслями, что хочу быть такой же сильной духом, преодолевающей любые преграды на пути к цели и вот… Я все больше становлюсь на него похожей.

Она засмеялась, и смех её, сиплый, надтреснутый, смешанный со слезами, взбудоражил сердце Игоря, сжал его до невозможности дышать. Она изливалась ему, впервые за почти год, Рина впускала его в свою душу, делилась с ним сокровенным, доверяла ему самую незащищенную часть себя — свои хрупкие чувства, открытые раны своего сердца. Прежде он думал, что понимает, как ей тяжело, но в действительности не догадывался, насколько это вымотало ее, изгрызло. Ее способ выжить оказался примитивным и вместе с тем невообразимо трудным, и его поражала ее стойкость. Она смогла перенаправить всю свою боль в ненависть, применить ее в борьбе: с обстоятельствами, с окружающими, с самой собой, со своим телом, духом и мыслями. И пусть из сражений она не всегда выходила победителем, сам факт этого вызывал у Игоря восхищение.

— Мне страшно, Игорь… Я не хочу быть как он.

— Ты никогда не станешь как он, Рината, — заверил её Игорь и, отстранив от себя, посмотрел ей в глаза, стремясь передать всю свою уверенность. — Ты другая. Ты добрее его, ты сильнее его, лучше. И я… я буду рядом, мы с тобой преодолеем все преграды, которые встанут на пути к нашей цели. Да? — Рина неуверенно кивнула, и Игорь уже более жестко повторил вопрос: — Да?

— Да. Да, — затрясла она головой и снова оказалась в его теплых объятиях. — Да, — прошептала Рината и облегченно прикрыла глаза.

Внутри неё, в ее душе, сердце, в мыслях, впервые за долгое время царил мир. В этой непроглядной тьме, поглощающей её, накрывающей её своей невероятной тяжестью, она теперь была не одна, и осознание этого приносило с собой успокоение, облегчение, которых она не чувствовала уже очень давно.