Книга Поездом к океану - Марина Светлая

Его везли домой, он поглядывал на часы, поправляя браслет, до назначенной встречи еще слишком много времени, чтобы не начать сходить с ума. Пустота в его расписании, как дыры в вечности, тоже заставляли терять рассудок. Он начинал очень сильно недолюбливать Париж, тогда как раньше привыкал. Здесь слишком часто возникали эти самые дыры. Наверное, оттого что в одном городе с этой невозможной женщиной он никогда не сумеет успокоиться.

Юбер знал, что у нее родился сын. И еще он знал, что с родителями Жиля Кольвена Аньес встречалась лишь раз. О чем они говорили, он добиваться ни от кого не стал. Довольно того, что ее ребенка, судя по всему, они не признали. Особо злая ирония заключена в том, что он, чужой мужчина, готов был признать, а они, кажется, не признали.

За Аньес, подполковнику это было известно наверняка, поскольку и сам заинтересован, приглядывали в течение первого года после плена – как говорилось, для ее же блага. По прошествии этого времени контроль Комитета безопасности сняли. Рядовой де Брольи вела себя хорошо. Безупречно в ее положении, как изволил выразиться однажды Риво.

Но штука в том, что с тех пор, как сведения о ее частной жизни перестали поступать старому генералу, Анри тоже утратил всякую с нею связь. Спрашивать было бы неправильно, он никогда и не спрашивал. Он жил своей полной забот жизнью. В этой жизни его мучили дыры – в грудине, во времени и в испорченной снарядами технике, например.

Париж всегда отличался от прочего мира тем, что здесь можно чем-то заполнить и как-нибудь скоротать. К примеру, утешиться девицей, снабженной специальным патентом, прохаживающейся вдоль дороги, когда на улице темнеет достаточно, чтобы не испытывать стыда. Фонари скрадывают любой стыд.

- Останови-ка, приятель, - бросил Анри таксисту, когда они сворачивали на одном из перекрестков на пути к дому. А когда авто замерло, и заинтересованная кокотка в тонком пальтишке и кричаще пестрой шляпке покачивающейся походкой направилась к ним, распахнул дверцу и резковато спросил, кивнув на здание за ее спиной:

- Здесь работаешь?

- На дом не езжу, месье, - сообразив, что клиент попался не терпящий жеманства, почти по-деловому ответила она. Юбер и лица-то не разглядел – понял только, что совсем еще молоденькая. Зацепили его губы. Небольшие, пухлые, форма, похожая на сердечко, как у актрис немого кино. Накрашены красной помадой. Настолько красной, что даже в темноте будет видно. Ему казалось, он уже сейчас касается ее рта, стирая эту проклятую краску и размазывая по белой коже.

- Мне подходит, у меня мало времени.

Девица едва заметно скисла, но виду старалась не подавать. Если клиент не берет ее на всю ночь, придется после выходить снова, а кому охота шататься улицей холодным мартовским вечером?

Ему не понадобилось много времени. Необходимость выплеснуть из себя вскипающее бессилие сделалась жизненной. В безвкусно обставленной комнатке, такой же кричащей, как шляпка, содранная с небрежной пышной прически, он и правда нагло растер помаду по женским губам, заставил сесть перед ним на колени и скользнуть ртом в расстегнутые брюки.

- Только я глотать не буду, - мягко лизнув его кожу, проговорила кокотка, после чего накрыла губами головку. Этого ему было мало, он захватил ее волосы на затылке и вынудил вобрать в себя всю длину члена так, что ощущал стенку ее горла при каждом толчке. Она терпела и делала свое дело. Умело или даже искусно – лишь бы быстрее прекратить, но ему только того и надо было. Быстрее все прекратить.

Они управились в несколько минут. Он был слишком возбужден и слишком долго ждал до этого. Еще немного помедлить – и рванул бы сейчас вместо планируемого ресторана в квартиру де Брольи, спросить, почему они все же не вместе. Почему она не хочет столь вожделенного им «вместе». Он, признаться, уже подзабыл. Пусть бы напомнила, а после он объяснил бы ей все по-своему, даже сейчас, столько месяцев спустя.

Уходя, Юбер оставил девчонке на столе запрошенную сумму и даже немного сверх того – за излишнюю свою порывистость, а после, приведя в порядок и себя, и свою одежду, убрался прочь. Такси больше не вызывал, спустился в ближайшую станцию метро, откуда низким грудным голосом, но все же совсем непохожим на Пиаф, девчонка-подросток во всю глотку распевала:

Je sais pas son nom, je ne sais rien de lui

Il m'a aimée toute la nuit

Mon légionnaire![4]

Вечер обещал быть музыкальным даже чрезмерно, но слушая, он медленно впитывал и интонации, и подрагивание голоса, и гул других голосов, скопившихся в коридоре подземки. Самому себе Юбер напоминал бездомного пса, словно это не его всего-то несколькими часами ранее чествовали в Елисейском дворце. Словно это не он с утра получил задание, которое никому другому не доверили бы, тогда как еще полтора года назад Риво совершенно серьезно называл его куском мяса, годным лишь сражаться. Словно ему совсем не осталось что терять.

Все нараспашку. Душа нараспашку. Форменный галстук в кармане пальто. Новехонький военный крест – где-то там же. Таким он и входил в пестрый зал кабаре, где его ожидали Уилсоны, раздобывшие это приглашение. Где на сцене с небольшим оркестром, набиравшим популярности в столице, играл черноволосый пианист редкой цыганской породы. И где за одним столиком ему предстояло сидеть с женщиной, которую когда-то давно он незаслуженно обидел.

Сколько их, таких, которые рады бы были открутить ему голову?

Однако, вопреки его ожиданиям, Катти Ренар, впрочем, теперь уже мадам Эскриб, едва завидев его, неожиданно подмигнула и указала на соседний пустующий стул. Оказывается, люди иногда излечиваются. И от обид, и от ран, почти несовместимых с жизнью.

[1] Колониальная дорога 4 или RC 4 – древний путь Индокитая, имевший важное стратегическое значение в Первую индокитайскую войну. Расположена на севере Тонкина, вдоль границы с Китаем на протяжении 200 км и была местом частых сражений подразделений Французского союза с «черными знаменами» (китайские бандиты), японцами и Вьетминем. В 1950 году французские экспедиционные силы потерпели поражение на этом участке, и дорога была потеряна.

[2] Во Нгуе́н Зяп — вьетнамский генерал и политик. Принимал участие в Индокитайской и Вьетнамской войнах. Он также известен как министр внутренних дел правительства Хо Ши Мина, главнокомандующий войсками Вьетминя, главнокомандующий Народной армией Вьетнама, министр обороны и член политбюро Коммунистической партии Вьетнама.

[3] Жюль Мок – французский политик и государственный деятель, социалист, член французской секции рабочего интернационала (СФИО - Section Française de l'Internationale Ouvrière), участник Сопротивления, Министр обороны Франции с июля 1950 по август 1951 года.

[4] Я не знаю его имени, я не знаю ничего о нем, он любил меня всю ночь, мой легионер (песня «Мой легионер» впервые исполнена Мари Дюба в 1936 году, однако с 1937-го появляется в репертуаре Эдит Пиаф, с которой впоследствии прочно ассоциируется).