Книга Что же тут сложного? - Эллисон Пирсон

Через пару месяцев после того, как мы с Антонио виделись в последний раз, в Бейруте, я заметила, что у меня пропали месячные, но списала это на стресс от расставания с ним. Я была как зомби, машинально выполняла обязанности, кормила мальчиков, укладывала спать, но в глубине души ужасно страдала. Когда же наконец поняла, что случилось, я была уже на пятом месяце. Делать аборт было слишком поздно, даже если бы мне этого хотелось, а мне этого не хотелось.

Я уговаривала себя, что, быть может, ребенок от Майка, но, по-моему, отлично понимала, чей он. Девочка родилась с шапкой темных волос и прекрасными угольно-черными глазами. У меня не осталось никаких сомнений, от кого она. Я шутила, мол, у меня в роду были цыгане (это правда, с отцовской стороны, давно еще), – и радовалась, что родилась девочка. Меньше бросалось в глаза, что она не похожа на братьев.

Я назвала ее Антонией – в честь него. Единственное, что я себе позволила. Он так никогда и не узнал о ее существовании, потому что я убедила себя, что это было бы несправедливо, это могло испортить отношения Антонио с женой, сказаться на их детях, так что даже хорошо, что я ему ничего не сказала. Майк любит ее как родную, у девочки чудесный отец, лучшего и желать нельзя.

Догадывается ли Майк? Мне кажется, он и знает, и не знает. Антония совершенно не похожа на братьев, она умненькая, у нее способности к языкам, и она инстинктивно выбрала испанский, чем меня обрадовала и одновременно огорчила. Можно ли закрыть глаза на то, чего не хочешь видеть?

Ты первая, кому я раскрыла мою тайну. Правда, я собиралась рассказать обо всем папе, когда он умирал, но не отважилась.

Я пишу тебе все это к тому, чтобы ты понимала: не нужно резать по живому, не стоит принимать скоропалительных решений, нельзя игнорировать любовь и страсть. Ты себя уговариваешь, дескать, это все иллюзии, есть вещи поважнее. Но это ложь. По крайней мере, у меня было так. Я счастлива и довольна жизнью, но при этом я скучаю по Антонио каждый день последние двадцать четыре года, и то, что моя красавица-дочь и лицом, и характером пошла в него, доставляет мне величайшее наслаждение и вместе с тем невыразимую боль.

Иногда я ловлю себя на мысли: что, если Антония страдает от депрессии и панических атак из-за моего обмана? Вдруг она подсознательно чувствует, что ей чего-то не хватает? Сказать ей правду или не стоит? И эти мысли – тоже мука мученическая.

Я поняла, что ты что-то заметила, когда, познакомившись с ней на Новый год, сказала, что она похожа на Пенелопу Крус. Ты очень наблюдательна, Кейт, я еще и поэтому очень рада, что мы с тобой дружим.

Мой поезд давным-давно ушел, но, как твоя подруга, я хочу признаться тебе в том, что четверть века назад сделала неправильный выбор. Кто из поэтов писал о неправильном выборе? Если бы можно было повернуть время вспять, я бы осмелилась выбрать жизнь и любовь, а не долг и условности. Разумеется, решать, как правильно поступить, тебе и только тебе, но я хочу, чтобы ты знала: если ты выберешь жизнь с Джеком, я тебя всецело поддержу. Его ведь Джек зовут, я не перепутала?

Надеюсь, что мое признание не возмутило и не обидело тебя. Я писала, заливаясь слезами, так что, может, вышло несколько сумбурно. Но я должна была тебе об этом рассказать.

Я всем сердцем с тобой.

х

Салли

27. 11 марта

День, когда я стала невидимкой

Время. В конце концов все и всегда упирается во время. Молодежь мечтает поскорее позврослеть, старики хотят помолодеть. Где-то посередине, на полпути, стою я, точно двуликий Янус, лицом одновременно к тем и этим. Янус, бог дверей и прощаний, переходов и новых начал.

Самое смешное, что я никогда не боялась постареть. Молодость не настолько меня баловала, чтобы я всерьез печалилась из-за ее утраты. Женщины, скрывающие свой возраст, всегда казались мне пустышками, которые верят в то, чего нет; а потом я, черт побери, стала одной из них, верно? Мне пришлось это сделать, чтобы устроиться на работу. Иначе никак. Считается, что мои ровесницы уже вышли в тираж. Вы знаете об этом? Печально, но факт: с возрастом у женщин, таких же точно женщин, как я, появляются мужские болезни – инфаркты, инсульты, рак желудка. А вот у мужчин женских болезней не бывает. Мы превратились в мужчин, чтобы выжить в мире, который те создали под себя, они же не утруждали себя тем, чтобы учиться быть нами, – да и, пожалуй, никогда не удосужатся.

Это сила, а не слабость. Теперь-то я понимаю. Поживешь с мое – и многое становится понятным.

Встретили ли меня громом аплодисментов, когда я, одержав победу над Джеффри Полфрименом, пришла на работу? Да, встретили. Потому что, если уж на то пошло, я заслужила эти аплодисменты. Я добилась успеха, несмотря на то что мне без малого пятьдесят; более того, я добилась успеха именно потому, что у меня за плечами почти пятьдесят лет жизни, горького опыта, упорного труда, семейных перипетий, в болезни и здравии. Сымитировать их невозможно.

По счастливому стечению обстоятельств наш президент в тот день оказался на работе, и ему рассказали о моем триумфе на севере. “Как по мне, пусть Кейт остается хоть до тех пор, пока ей не стукнет стольник, если и впредь она будет проворачивать такие дела. Посмотрите на меня, – проворчал Харви, – я, черт подери, хозяин всей этой шараги и все равно по четыре раза за ночь встаю поссать”.

Что было дальше? Ах да, мой юбилей. Чуть не забыла. Мы с Салли договорились днем погулять с собаками. Провести день моего рождения спокойно. Без суеты. Мне хотелось, чтобы все прошло как можно менее болезненно. Обычная прогулка, вечером ужин с детьми. Эмили составила меню из моих любимых блюд, купила продукты. Бен пообещал принести конфеты – расквитаться отчасти за свои игорные долги.

11:35

Сегодня вид с вершины нашего холма особенно великолепен. Природа встрепенулась, как младенец в утробе, все растения и животные словно откуда-то узнали, что опять настала их пора. Цветет боярышник; куда ни глянь, повсюду живые изгороди, точно букеты невесты-весны.

– Нет, это терн. – Салли наклоняется, чтобы отлепить колючку от носа Коко. – Первым всегда цветет терн, а уж за ним боярышник.

– Что бы я без тебя делала, Дэвид Аттенборо?

– Я еще много в чем могу оказаться полезной.

Салли берет меня за руку, и мы впервые спускаемся по широкой скошенной дорожке посередине холма. Мы знакомы всего полгода, но Салли стала для меня одним из тех незаменимых людей, которые перехватывают эстафету у матери, когда силы той убывают, и становятся для тебя второй семьей. Я благодарю Салли за имейл. Признаюсь, что в жизни не получала письма полезнее, и все-таки не могу последовать зову сердца, как она предлагает.

– После всего, что случилось, Сал, я просто не могу. Да и Джек куда-то пропал.

– Посмотрим, – отвечает она. – Ой, Кейт, замри, не шевелись. Стой тихо.

Футах в двадцати от нас из травянистых кочек выпрыгивает птичка и вертикально взмывает в небо. Такого не может быть, но все равно кажется, будто ее поднимает ввысь исключительно сила песни, нежнее и благозвучнее которой я не слыхала отродясь. Если бы самый прекрасный аромат на свете вдруг запел, у него оказался бы такой голос.