Книга Я превращаюсь в дождь - Эльвира Смелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего трясешься? Высоты боишься?
Неужели не понимает? Не из-за высоты – из-за него.
– Я тоже, – признался с легкостью, и дальше – все так же легкомысленно: – Но когда «на слабо» – нормально. Перед девушкой опозориться страшнее.
Олеся спрятала руки в карманы, съежилась, втянула голову в плечи. Потому что действительно трясло. Сначала только внутри, а теперь вырывалось наружу.
– Ну хватит уже дрожать! – Егор глянул сердито, но заметил посиневшие губы. – Или ты замерзла?
Олеся кивнула. Отчасти – правда, отчасти – вранье. Но лишь бы уйти поскорее с этой крыши.
– Так бы сразу и сказала.
Обратный путь: через окно, вниз по лестнице, вон из подъезда. Егор остановился на асфальтовой дорожке, задумался.
– Где-то тут поблизости кафешка есть. Там чай горячий или кофе. Пойдет?
Зачем он спрашивает, если никогда не дожидается ответов? Опять уже шагает, ни капли не сомневаясь, что Олеся последует за ним. А она… она не последует.
Олеся застыла на месте, соображая, где находится, вспоминая, с какой стороны они пришли. А Егор оглянулся.
– Ну ты чего? Совсем, что ли, закоченела? – Вернулся и опять ухватил за руку. Легко и просто, не придавая никакого значения жесту. – Идем.
У него ладонь горячая и мягкая. В первый раз, на остановке, Олеся ее толком и почувствовать не успела. А сейчас очень даже почувствовала, наверное, по контрасту со своей, холоднющей, закаменевшей. Он держал некрепко, запросто можно вырваться, без всяких усилий, но замерзшим пальцам становилось тепло и приятно.
Мама тоже водила Олесю за руку. Не сейчас, конечно. Раньше. Сначала от этого было спокойно и надежно, потом – смущало и тяготило. А вот с Егором – и не так и не так.
Стеклянный павильон кафешки отражал небо и желтеющие деревья, сверкал солнечными бликами и просматривался насквозь. Он чем-то напоминал аквариум. За затемненными стеклами – мягкий полумрак, умиротворение и неспешные движения рыбок-посетителей.
– Садись, – распорядился Егор, а сам направился к стойке.
Олеся выбрала столик в уголке, подальше от тротуаров, с обзором на небольшой палисадник, а дальше – стена дома, прикрытая кустами сирени. Листья сирени долго сохраняют зеленый цвет, не желтеют, не краснеют, а ближе к зиме становятся неприглядно бурыми. Зато большая береза щедро сыплет золотом.
Аккуратный зубчатый листочек прилип к окну и тихонько подрагивал, сопротивляясь пытавшемуся оторвать его и унести ветру.
Егор принес два высоких бумажных стакана с крышками, один поставил перед Олесей, уселся на стул напротив:
– Оттаивай.
Кофе Олеся не любила. Если сладкий – противно, а без сахара слишком горько. И крепко, потом сознание немного плывет. Но все-таки отхлебнула – хотя бы для виду – очень осторожно, еще и обжечься боялась. А вкус оказался неожиданно приятным. Горечь совсем легкая, смягченная нежностью молока. И горячо в самый раз. Не обжечься, но согреться. Олеся глянула поверх стакана.
Егор пялился в окно или на окно, на тот самый прилипший снаружи березовый лист. Задумчивый, опять словно сам по себе.
– Надо же! – долетело со стороны.
Возле столика остановилась девушка. Из тех, кто сразу обращает на себя внимание. Потому что красивая или, скорее, яркая. Темные волосы и глаза темные, длинные, с поволокой.
– О, Яна, – откликнулся Егор.
А девушка посмотрела сверху вниз сначала на него, потом на Олесю. Задержала на ней любопытный, оценивающий взгляд, а потом перевела на Егора:
– Как интересно. Расскажешь, что происходит?
Он кивнул с невозмутимым видом:
– Леха жив-здоров, в депрессию не впал. Правда, с чувствами пока завязал. Только дружба и взаимовыручка.
Яна, не спрашивая разрешения, устроилась на свободном стуле. Добавила к двум стаканам с кофе еще один, свой.
– Да я не про него.
И опять посмотрела на Олесю. И Егор посмотрел.
– А! Это Олеся.
– И…
В ответ на ее прозрачный намек Егор только пожал плечами:
– Вообще-то это Леха ее пригласил. В кино. А я особо и не собирался. Но он не смог, а у меня все равно свободное время было.
– Серьезно? – Яна отпила кофе, легонько взмахнула стаканом. – И это чисто случайно получилось?
– Ну да. Какие-то сомнения?
– Еще какие.
Странный такой разговор, чем-то похожий на айсберг. За красноречивыми интонациями, за минимальным набором произнесенных вслух фраз прячется еще множество непроизнесенных. Может, додуманных, может, звучавших уже когда-то, скрытых под непрозрачной водой. Но эти двое их все равно видят, а Олеся – нет. И потому немного не по себе, неуютно.
Егор снисходительно хмыкнул.
– Думаешь, мы специально не стали его ждать, смылись? А Леха теперь стоит одиноко на остановке и все еще надеется, что мы просто задержались и сейчас обязательно придем. – Он тоже подхватил свой стакан, но просто держал перед собой. – Да у них там какое-то важное семейное мероприятие с выездом за город. То ли юбилей у прабабушки, то ли ежегодный слет родственников. А он, как всегда, забыл.
– И позвонить Олесе не мог, что не придет? – спросила Яна с притворным пониманием.
Но Егор невозмутимо подтвердил:
– Не мог. У него ее номера нет.
– Нет? – озадаченно переспросила Яна. – Сейчас будет. Скажешь свой номер телефона? – обратилась она к Олесе. – Ладно? А то мальчики бестолковые, сразу не догадались спросить. И пришлось бедному Егорке друга подменять. Не хотелось, наверное, но ведь – дружба и взаимовыручка.
Егор пил кофе и смотрел в зал, словно разговор его не касался, и Олеся не торопилась доставать мобильник. Наизусть она свой номер не помнила, редко приходилось называть, специально вбила его в память телефона. И Яна вроде бы шутила, точнее, подкалывала Егора. Значит, не обязательно ее просьбу выполнять.
– Ну Олесь! Ну скажи, пожалуйста.
Все-таки Яна не отступилась, еще и смотрела просительно. И Олесе пришлось доставать мобильник, копаться в контактах. Просто и неоригинально: собственный номер в списке самый последний, под буквой «Я».
Егор тоже уже держал в руках телефон, и Яна тщательно следила, как он набирает называемые Олесей цифры, и приговаривала:
– Пиши-пиши. Потом Томилину эсэмэсочкой скинешь. Ведь скинешь?
На экране горел значок пропущенного вызова. Наверняка мама. Олеся же обещала скоро вернуться. Хотя времени не так уж и много прошло, но по родительским понятиям точно перевалило за «скоро». А тут еще она не ответила – не услышала, потому что звук был отключен, и мама непременно сейчас опять перезвонит.