Книга Охота на Велеса - Алекс Хелльвальд

— Оно и понятно, — кивнул Егорыч. — Чего уж по-соседски не зайти, не поговорить. Язык-то без костей.

Тон его изменился: стал резким, требовательным, и от этого стариковские слова казались пародией на подлинную болтовню деревенских мужиков. Мне показалось, он подначивал Алину, чтобы еще что-нибудь сказала.

— Он про нас расспрашивал, лебезил, глаза прятал. Кто-то к соседу приехал. Не полицейские, другой… Важный. И еще один, влиятельный, едет сюда. Ощущение страха в воздухе не чувствуете? Шепот слышите? Будто опасно становится.

Все. Теперь и голоса на нервной почве чудятся. Будем в Москве, поедем в клинику неврозов. Совсем от горя девчонка с катушек съехала.

— Ну, а Семен-то что? — выспрашивал мужчина.

— Спросил про полицейских. А сосед ему сказал, что к утру будут.

Я не выдержал и рявкнул:

— Алина, пошли. Ты устала, у тебя шок.

Егорыч бросил на меня хищный недовольный взгляд и тут же, будто спохватившись, широко улыбнулся, кивнул:

— Да, поспать нужно тебе, Алиночка. Я пока обед приготовлю. Вон туда идите, налево. Там упретесь. Ключ сейчас дам.

Сторож снова вытащил из кармана связку ключей, отделил один и протянул его мне:

— Ступайте. Скоро приду, принесу посылку от Бори.

ГЛАВА 4

АЛИНА

Хорошо жили повара, ничего не скажешь. В небольшой комнатушке стояли стол, пара стульев и два потрепанных раскладных диванчика, а не привычные узкие панцирные кровати. Рядом с входом расположился совместный санузел. Пусть небольшой, но зато свой. Не то что в корпусах для отдыхающих: один душ и один санузел на весь коридор.

Остап подошел к шкафу-купе и убрал в него наши рюкзаки. Мы еще не знали, надолго ли тут задержимся, поэтому и не спешили распаковывать свою ношу.

Я решила, что приму душ уже после еды. Оказывается, я зверски проголодалась. Утром путем позавтракать не получилось из-за Оськи, который торопился скорее попасть в санаторий.

— Я в душ, — Оська чмокнул меня в щеку, прихватил полотенце и был таков.

Сожалела, что парень собирал мои вещи в дорогу, а не девушка — с бельем наметились проблемы. На них и сосредоточилась, размышляя попросить у друга детства чистую футболку на ночь, чтобы каким-то образом сделать постирушки и одеться утром во все чистое, или так лечь?

Не узнавала себя, еще пару суток назад я не стеснялась показать Остапу свои желания, когда мылись в бане, а теперь вдруг стала стесняться. Не к добру это.

Влюблялась редко, но метко. В таком состоянии на меня нападала хандра, я боялась собственной тени, но больше всего переживала, как выгляжу со стороны. Отсюда излишняя стеснительность, навязчивые мысли о недостатках внешности и, как следствие, разбитое сердце.

Впрочем, подобие влюбленности было всего-то пару раз — на статистику не тянет.

— Алина, — донеслось из кухни.

Я рванула на голос.

— Алина, сходи за дом, там три грядочки есть, нарви укропчику, — попросил Егорыч.

— Хорошо.

За домом действительно оказались три небольшие, тщательно прополотые грядки. Я сломала несколько стеблей укропа, пяток перышек лука и вернулась в дом. Предложив свою помощь дяде Андрею, была отослана в комнату с напоминанием: "Отдыхай".

Ну, отдыхай, так отдыхай, спорить не стала. К тому же вернулся Остап.

— Как ты? — поинтересовался он, расчесываясь перед зеркалом.

— Нормально. Чего со мной станется?

— А что грустная?

— Я не грустная — злая. Есть хочу.

Из кухни доносились аппетитные запахи. Желудок свело судорогой, и я чуть не захлебнулась голодной слюной. Мы с Остапом, не сговариваясь, припустили едва ли не наперегонки на запах яичницы с колбасой и жареного хлеба.

Егорыч колдовал возле плиты. Деревянный обеденный стол, заботливо прикрытый газеткой вместо скатерки, был заставлен чистыми тарелками. На разделочной доске лежали помидоры.

Оська подошел к раковине и помыл руки, обтер их висящим на гвоздике рядом полотенцем. Я последовала его примеру. Пока соблюдала гигиену, парень ловко нашинковал помидоры, сгрузил их в глубокую миску для салата и приступил к огурцам. Желая быть полезной, я вымыла свежий укроп, луковые перья и, взяв кухонные ножницы, покрошила зелень в блюдо.

Вскоре мы дружно поглощали ужин, приготовленный совместными усилиями. Оська в молчании жевал, глядя в свою тарелку. Егорыч бросал на меня короткие, заинтересованные взгляды, но тоже помалкивал.

Все-то он понимал, друг и соратник моего отца. Смущал меня только его взор, такой проникновенный, въедливый, точно рентген. Старики, наверное, все так смотрят.

Они с папой, мамой и дядей Семеном вместе в лаборатории работали. Уж не знаю, чем они там занимались, но в девяностые их расформировали. Папе с мамой повезло: за год до этого перебрались в Латвию по приглашению одной фармацевтической компании, а вот Семен Григорьевич и Андрей Егорович, увы, не пристроились нигде, махнули сюда, в тайгу. Я однажды спросила, почему решили не в Москве остаться, а подались в эти места, получила пространный ответ о смутных временах, о разрушении строя и сокращении вооруженных сил, к которым, так или иначе, относилась и их лаборатория. В общем, ничего сложного, все как у всех в то время, оттого и жаль — умные головы, а занимались не своим делом.

Наевшись, я расслабленно откинулась на спинку стула, поглаживая сытый животик. Вдруг перед глазами возникла картинка. Очертания были не очень четкими и все время будто бы растекались. Хотелось взять какой-нибудь регулятор, как на приемнике, "подкрутить" резкость и зафиксировать изображение. Я затаила дыхание, силясь сфокусировать зрение.

И вдруг внятно увидела дом дяди Семена. Хозяин стоял на крыльце и разговаривал с худым мужчиной. Если б тот не горбился, то был бы высоким, как Остап. Картина стала увеличиваться, словно незримая камера приблизилась и замерла. Теперь незнакомца, говорившего с отцом Оськи, рассмотреть не составляло труда. Неприятный тип — вот бывают такие — не нравится, и все тут. Вроде вид презентабельный, пусть и одет в джинсы, рубашку и поверх нее тонкий свитер, а вот кажется скользким, ненадежным.

— Алька, что там слышно? — раздался голос сторожа.

— К дяде Семену пришел незнакомец с мерзкой улыбкой. Он спрашивает обо мне и об отце. Собака взбесилась: лает, рычит, захлебывается. Похоже, Семен Георгиевич его знает, незнакомца, разговаривает с ним, как… Разговаривает не как с приятелем, но руку пожал и лицо у дяди Семена озабоченное.

— Как выглядит этот тип? — ненавязчиво перебил меня Егорыч.

— Худощавый, — как под гипнозом, ответила я. — На носу блестят круглые очки, дужки которых заправлены за лопуховидные ушные раковины. Большой рыхлый нос, свисающий с лица баклажаном. Он лебезит перед дядей Семой. А маленькие глазки все время бегают из стороны в сторону.