Книга Резня в ночь на святого Варфоломея - Филипп Эрланже

Торжественный миг. Нескольких сотен кавалеристов, окруживших Фонтенбло, было бы достаточно, чтобы Бурбон стал защитником Короны, и протестанты оказались бы легализованы. Но голова принца Конде для политики не годилась. Он что-то заподозрил, стал вилять и упустил шанс, за который не преминули ухватиться его противники. И тогда Триумвиры завладели двором. Став их пленницей, скомпрометировав себя письмами, которые Конде по глупости обнародовал, правительница королевства утратила свою власть.

Провинции стали между тем театром того, что Мишле назвал премьерой Варфоломеевской ночи. Ярость фанатиков дошла до предела. Били в набат. В деревнях священники повели свою паству уничтожать еретиков. Все гугеноты оказались под угрозой истребления. Дворяне еще колебались и медлили. Их призывали к бою женщины, принцесса де Конде и прежде всего госпожа де Колиньи (Жанна де Лаваль). Адмирал прекратил сопротивление, когда его супруга сказала ему:

— Я призываю вас во имя Господа присоединяться к нам, или я стану свидетельствовать против вас на Страшном Суде!

Однако Екатерина писала ему: «Вы, который всегда вел себя как добрый патриот, покажите сейчас, что ни Вы, ни Ваши братья не желаете стать причиной гибели Вашей родины».

Но протестанты все-таки взялись за оружие и, в сущности перейдя к мятежу, совершили то, что менее чем месяц назад превратило бы их в защитников закона. Война с самого начала велась по-варварски. Ничуть не заботясь о той самой родине, защитить которую призывала одна только «флорентийская торговка», Триумвиры обратились к Испании, а протестантские вожди к Германии. Видам Шартрский, Робер де Ла Э и Брикемо, посланные за Ла-Манш, заключили Хэмптон-Кортский договор, по которому Елизавета обещала своим единоверцам десятитысячное войско и сто тысяч крон. А в обмен ей будет возвращен Кале и отдан в залог Гавр. В одном секретном пункте шла речь о Руане и о Дьеппе. Негодование было велико даже среди знатных гугенотов, многие из которых покинули армию. Конде и адмирал обвиняли своих посланцев в превышении полномочий, но англичане тем не менее оккупировали Гавр, отданный им его губернатором, самим Колиньи. Королева так и не простила этого своим старым друзьям. Впервые она заговорила о том, чтобы «схватить зачинщиков этой сдачи и примерно их наказать». Она неутомимо пускалась в дорогу, вела переговоры и битвы, стремясь в отчаянии воспользоваться хотя бы успехом той или другой стороны. К счастью, судьба оказалась на ее стороне.

Король Наварры Антуан пал при осаде Руана, Сент-Андре — в бою под Дрё, Монморанси угодил в плен к протестантам, Конде, соответственно, к католикам. Франсуа де Гиз, победитель при Дрё, похоже, единственный оставался на коне. Он осадил Орлеан, главную твердыню гугенотов. Накануне своего вступления в город он пал от пуль фанатика Польтро де Мере.

— Эта смерть, — воскликнул адмирал, едва узнал о случившемся, — самое великое благо, какое могло бы выпасть этому королевству, Церкви Божьей и в особенности мне и всему моему дому!

Он решительно отрицал свою причастность к убийству, признавая тем не менее, что Польтро служил ему как шпион, и с презрением добавляя:

— Я его не совращал.

У современников не имелось ни малейшего сомнения в виновности адмирала, они также подозревали, что здесь не обошлось без королевы, главной, кто выиграл от этого преступления. Сэр Томас Смит, английский посланник, поставил в известность свою государыню.

Так подстрекала ли ученица Макиавелли Колиньи убить Франсуа де Гиза, как десять лет спустя, несомненно, подстрекала Генриха де Гиза убить Колиньи? Все с удивлением наблюдали, как королеваа чуть не упала в оборок на похоронах герцога, когда кропила святой водой. Позднее представлялись компрометирующими два ее высказывания Таванну:

— Эти Гизы желали стать королями. Я позаботилась у Орлеана, чтобы этого не случилось.

И Савойскому посланнику:

— Вот труды Господни. Те, кто желал моей погибели, мертвы.36

Немецкий историк Т. Б. Эбелинг приобрел в 1872 г. странный документ, имеющий отношение к встрече между Польтро де Мере и неким Альбанусом, агентом королевы-матери. В этом письме, написанном на латыни Альбанусом и адресованном другому агенту Екатерины, сообщается, что Польтро, уязвленный, что не получил от Колиньи достаточного поощрения, напротив, сполна получил награду от королевы-матери. Госпожа Медичи не только подтолкнула его к покушению на Гиза, но и к тому, чтобы обвинить адмирала.37

Кто такой Альбанус? По некоторым данным — Арно де Сорбен де Сент-Фуа, духовник короля, по Пьеру де Вэсьеру — Пьер д'Эльбен, позднее исповедник Ее Величества. Сходство плана, который он представил Екатерине, с тем, который флорентийка позднее умело разрабатывала накануне Св. Варфоломея, несомненно, поразительное.

Как бы то ни было, с тех самых пор Лотарингцы стали лелеять месть Шатийонам. Ко всяческим общественным бедствиям добавилась вендетта. В то время как главы двух кланов сгинули, Екатерина осталась, деятельная и оживленная. Конде, находившийся в плену, еще больше был пленен своей возлюбленной, мадемуазель де Лимей, одной из красавиц Летучего Эскадрона, которые, как истинные Далилы, служили политике королевы-матери. Вопреки Колиньи он подписал Амбуаз-ский мир. Опьяненные добычей, изнуренные резней, участники войны рассеялись. Впрочем, королева-мать сохранила своих наемников под командованием капитана Шарри, грубого и верного солдафона. И с подобной поддержкой она смогла три года спустя возбудить процесс против Колиньи по делу Гизов, подавить большую часть очагов местного возбуждения, заставить магистратов осуществлять правосудие без всякой оглядки на религию обвиняемых. Против англичан, которые отказались оставить Гавр, она задействовала необычайное движение национального единодушия. «Отсюда и до Байонны все кричат: "Да здравствует Франция!"» — писал коннетабль, ведя на штурм этого города войско, где бок о бок шагали, как братья, католики и протестанты. Однако когда королева провозгласила, что Кале возвращается к французской короне, Англия разорвала Като-Камбрезийский договор. Гавр капитулировал. Елизавета в неистовом гневе вынуждена была все же подписать Труасский договор, который недвусмысленно возвращал Кале Франции. Духовенство оплатило военные расходы (1564).

Победа Екатерины была полной. Лишь одно облачко омрачало ее радость: убийство Шарри, совершенное среди бела дня на мосту Сен-Мишель г-ном дю Ша-телье-Порто, человеком адмирала. Королева очень любила этого верного служаку. Опасаясь повредить сооружению, столь заботливо возведенному, она замяла дело, но у нее появился новый повод желать обрушить месть на Колиньи. Флорентийка могла гордиться своими трудами: мир восстановлен, вельможи обузданы, воцарилось некое подобие терпимости, англичане побеждены, права монарха защищены, Кале возвратился Франции. И все — за тринадцать месяцев. Немного спустя Екатерина пострадала при падении с лошади, да так, что пришлось делать операцию. Если бы она скончалась, история, несомненно, поставила бы ее наравне с Бланкой Кастильской и Анной де Божё.