Книга Ты мне принадлежишь - Мэри Хиггинс Кларк

«Жаль, что мы вчера разминулись на вечеринке у папы, — думала Ди, — но я рада, что позвонила ей сегодня утром. А Алекс Райт и вправду неотразим».

Улыбка заиграла на губах у Ди, когда она вспомнила красивого мужчину с умным и теплым взглядом. Привлекательный, сексуальный, породистый, с чувством юмора! И он спросил, есть ли у Сьюзен постоянный поклонник. Попросил у нее телефон Сьюзен. По его настоянию она дала ему рабочий телефон сестры, но решила ни за что не давать ее домашний телефон.

Ди отрицательно покачала головой, когда стюард предложил ей еще порцию «Перье». Ощущение пустоты, охватившее ее в гостях у матери и еще больше углубившееся при виде отца и его второй жены, грозило перерасти в настоящую депрессию.

Она тосковала по замужеству. Ей хотелось снова жить в Нью-Йорке. Именно там Сьюзен познакомила ее с Джеком; он работал рекламным фотографом. Вскоре после свадьбы они перебрались в Лос-Анджелес.

Они прожили вместе пять лет. А два года назад, по его настоянию, отправились на выходные на лыжный курорт.

Ди почувствовала, как слезы щиплют глаза. «Мне надоело одиночество», — подумала она сердито. Торопливо запустив руку в объемистую сумку через плечо, она порылась внутри и нашла то, что искала: рекламный буклет, описывающий двухнедельный круиз через Панамский канал.

«А почему бы и нет? — спросила она себя. — Вот уже два года у меня не было полноценного отпуска». Турагент заверил ее, что еще не поздно забронировать хорошую каюту на следующий рейс. А вчера ее поддержал отец.

— Первым классом, малыш. За мой счет, — пообещал он.

Теплоход отправлялся из Коста-Рики через неделю. «Поеду», — решила Ди.

14

Памела Гастингс ничуть не возражала провести спокойный вечер в одиночестве. Ее муж Джордж уехал в командировку в Калифорнию, дочь Аманда училась на первом курсе в колледже Уэллзли. Занятия у Аманды начались всего месяц назад, и Памела, хоть и скучала по дочери, с удовольствием прислушивалась к тишине, царящей в квартире, наслаждалась молчанием телефона и удивительным порядком в комнате Аманды и ничего не могла с собой поделать.

На прошедшей неделе в Колумбийском университете у нее было вдвое больше работы, чем обычно: к традиционной педагогической нагрузке добавились совещание преподавателей и студенческая конференция. Она всегда с нетерпением ждала вечера пятницы, долгожданного оазиса покоя и отдохновения. Но на прошлой неделе у нее был день рождения, и, хотя она была благодарна Кэролин за вечеринку «банды четырех», как они называли себя в студенческие годы, тот вечер оставил у Памелы тяжелый привкус эмоциональной перегрузки.

Острое ощущение грядущей беды, пронзившее Памелу, как только она взяла в руки кольцо с бирюзой, все еще пугало ее. С того вечера она еще не говорила с Кэролин, и сейчас, поворачивая ключ в двери своей квартиры на углу Мэдисон-авеню и Шестьдесят седьмой улицы, дала себе слово позвонить подруге и посоветовать избавиться от кольца.

Памела бросила взгляд на часы. Без десяти пять. Она прошла прямо в спальню, сменила строгий темно-синий костюм на удобные домашние брюки и рубашку мужа, смешала коктейль с шотландским виски и уютно устроилась в кресле, чтобы посмотреть новости. Это будет тихий вечер, проведенный в одиночестве, пообещала себе Памела.

В пять минут шестого она в ужасе смотрела кадры огороженного участка Парк-авеню и Восемьдесят первой улицы, по обе стороны которого скопились колоссальные автомобильные пробки, а толпа любопытных с жадностью разглядывала забрызганный кровью автофургон с покореженной решеткой радиатора, и, не веря своим ушам, слушала закадровый комментарий:

— Вот место происшествия на углу Парк и Восемьдесят первой, где недавно, очевидно из-за толкотни, возникшей в толпе пешеходов, сорокалетняя Кэролин Уэллс упала с тротуара прямо под колеса поворачивающего фургона. Ее увезли на «Скорой» в больницу Ленокс-Хилл с травмой головы и многочисленными внутренними повреждениями. Наш репортер опросил на месте нескольких свидетелей.

Памела вскочила на ноги, машинально прислушиваясь к отрывочным фразам, звучавшим с экрана:

— ...эта бедная женщина...

— ...ужасно, что людям позволяют гонять с такой скоростью...

— …они должны как-то наладить движение в городе...

А потом какая-то пожилая женщина выкрикнула:

— Вы все ослепли! Ее толкнули под колеса!

Памела, не отрываясь, смотрела, как репортер с микрофоном в руке подскочил к старушке.

— Как ваше имя, мэм?

— Хильда Джонсон. Я стояла рядом. У нее под мышкой был конверт. Какой-то тип схватил его, а потом толкнул ее.

— Это чушь, она сама упала! — закричал кто-то из прохожих.

Опять раздался голос комментатора за кадром:

— Вы только что слышали заявление свидетельницы по имени Хильда Джонсон, утверждающей, что она своими глазами видела, как некий мужчина толкнул Кэролин Уэллс под колеса автофургона, вырвав у нее из-под мышки конверт. Хотя слова мисс Джонсон противоречат показаниям остальных прохожих, невольных свидетелей происшествия, полиция уверяет, что ее заявление будет принято во внимание и рассмотрено. Если ее слова подтвердятся, это будет означать, что трагическая случайность на самом деле — покушение на убийство.

Памела бросилась надевать пальто. Через четверть часа она уже сидела рядом с Джастином Уэллсом в комнате ожидания, примыкающей к блоку интенсивной терапии больницы Ленокс-Хилл.

— Ее оперируют, — произнес Джастин глухим бесстрастным голосом.

Памела взяла его за руку.

Через три часа к ним вышел хирург.

— Ваша жена в коме, — сказал он Джастину. — Сейчас еще рано делать прогнозы, мы даже не знаем, выживет ли она. Но когда ее привезли в отделение скорой помощи, она звала какого-то «Уэна». Кто бы это мог быть?

Памела почувствовала, как пальцы Джастина мертвой хваткой стискивают ее пальцы, едва не ломая кости.

— Я не знаю, — прошептал он, запинаясь, — не знаю.

15

Восьмидесятилетняя Хильда Джонсон любила рассказывать всем, кто готов был слушать, что она всю жизнь прожила в Восточном районе на Восьмидесятой улице и до сих пор помнит, как воздух в округе был пропитан терпким запахом солода и дрожжей из пивоварни Джекоба Руперта, находившейся на соседней Семьдесят девятой улице.

— Наши соседи думали, что перебираются поближе к солнцу, когда переезжали из Манхэттена в Южный Бронкс, — вспоминала она с дребезжащим смешком. — Что ж, все меняется. Тогда Южный Бронкс считался пригородом, а здесь стояли дешевые доходные дома. Теперь это место считается престижным, а Южный Бронкс — сплошной кошмар. Такова жизнь.

Эту историю друзья Хильды и люди, с которыми она встречалась в парке, слышали уже много раз, но ее это не смущало. Маленькая, костлявая, с редеющими седыми волосами и живыми, пронзительными голубыми глазами, она любила поболтать.