Книга Лужайки, где пляшут скворечники - Владислав Крапивин

Меня вдруг затошнило. Сильно. Я быстро сел, нагнулся, непереваренные пельмени ушли в мировое пространство.

Я заплакал.

Я всхлипывал, размазывал по лицу сырость и тихонько скулил. Как в детсадовские времена, когда тебя накажут и ты сидишь в пустой комнате, пускаешь слезы и надеешься, что кто-нибудь придет и пожалеет…

Кто?..

Бесшумно спланировал из пустоты Голован. Уселся рядом. Чуть не вывернул меня из гамака, но тут же уравновесил тяжесть.

Я сердито отвернулся — звезды, конечно же, блестели на моих сырых щеках.

— Да не прячься, — тихо сказал Голован. — Чего такого… Думаешь, ты один плачешь по ночам?

— А кто еще? — буркнул я. — Веранда, что ли?

— Все. Когда одни…

Тогда я всхлипнул, не скрываясь:

— Послушай…

— Не надо, Вовка. Я ведь знаю, про что ты хочешь сказать. Это у всех…

— Но все-таки почему так? Почему пусто кругом? Везде-везде-везде… Миллиарды звезд, миллиарды планет, и ни одной живой… Куда ни прилетишь — не то что человека, даже букашки никакой, даже травинки. Камень, камень… Да еще эти оранжевые межпланетные комары… Но они, по-моему, мертвые…

Голован сел поближе, обнял меня за плечо.

— Вовка… я тебе скажу. Я невеселое тебе скажу, даже безнадежное, но ты ведь все равно и сам когда-нибудь это понял бы… Мы никогда не увидим живых планет. Их очень много — и таких, как Земля, и всяких других, но они… но мы не можем видеть их, а они не могут видеть нас. Даже если бы мы отыскали Землю, то все равно увидели бы пустой каменный шар.

— Но по-че-му?

— Потому что мы и они в разных измерениях. Мы ушли с нашей планеты, оставили там свои тела, и теперь… ну, как бы прозрачны для землян… и вообще для всех живущих. А они — для нас. Мы в разных мирах…

— Да я понимаю… Но Вселенная-то одна!

— Она одна, а измерений… Ну вот представь двух жучков на черном шаре. Один ходит снаружи, другой внутри. Ходят они, ходят, но друг дружку никогда не увидят, никогда не сойдутся. Потому что у них — разные плоскости…

— Но тот, который внутри… он ведь как-то попал туда! Должна же быть в шаре дырка!

— В шаре-то, может, и есть. А для нас… обратной дороги нет.

Я сжал зубы.

— Ладно… А где же те, кто приходит в э т о измерение с планет? Почему здесь никого, кроме нас?

— Наверно, рассеяны в Бесконечности… Нам еще повезло, что вместе. Могло закинуть куда-нибудь поодиночке…

— Это что же? Причуды Бесцветных Волн?

— Не знаю, Вов… Может, какая-то ошибка.

Тогда я сказал про последнюю несбывшуюся надежду:

— Даже Планеты Кусачих Собак нет. Я весь тот пятый угловой конус обшарил. Думал… может, не все собаки там такие уж злые… Хоть бы погладить одну. Или щенка найти для Ален-ки. Щенки-то всегда добрые…

— Я тоже искал, — признался Голован. — Нету ее нигде. Наврал Рыкко, скотина.

А «великий и непобедимый носитель Мирового Зла» дрыхнул, задрав свои лапы, на магнитной кровати. Довольный такой…

Я пожалел, что не умею делать из пространства линзы. А то (я быстренько прикинул координаты Рыкко) сейчас бы собрал весь звездный свет и прижег бы паразиту… даже не лапу, а что-нибудь почувствительней.

Ладно, линзы нет, но можно и по-другому!

Я придумал гигантскую катапульту, вложил в нее глиняный шар, начиненный механическими осами со стальными жалами-булавками… Едва ли у Рыкко над кроватью сплошной защитный полог: мы давно всерьез не воевали, и злодей не ждал нападения.

Голован смотрел с интересом. Хорошо, что нет рядом Кирилки, некому упрекнуть меня в вероломстве.

Я велел катапульте закрутить свою пружину из синтетических жил и сказал:

— Пуск!

— … А-а-а! Бандиты! Сопляки паршивые! Что я вам сделал, негодяи?!

Слышно было, как Рыкко лупит по спине и пузу лапами и хвостом. Лупи, лупи, всех моих ос быстро не перебьешь!..

Наконец он их все же перебил. И снова:

— За что?! Шпана!.. Я же вас не трогал, спал себе спокойно! Живодеры!

— Если мы живодеры, то ты… драная живность! — громко ответил я.

— Это тебе за вранье! — сообщил Голован.

— За какое вранье?! Я самое честное существо-вещество-естество во Вселенной! Не то что вы!

— А кто пустил дезинформацию про собачью планету! Мы, как дураки, шарили там, и ни шиша! Ни одной самой паршивой собачонки! — проорал в пространство Голован.

— Сам ты дефи… дезин… дезинтерия вонючая, вот кто! Надо уметь искать! Думаете, прыгнули на сто парсеков и нашли, что хотели? Обрадовались на готовенькое!.. Такую планету надо открыть, бестолочи!

— Как это? — спросил я. Небрежно спросил, чтобы Рыкко не почуял моего интереса.

— «Как это», «как это»! Раскакались на все пространства… Вот если бы Колумб с маху перепрыгнул океан, как лужу, нашел бы он там Америку? Хрен с редькой и коровьи кучи он бы нашел! А он плыл! На кораблях! Он страдал! Потому что открытия бывают лишь в конце трудных путешествий, а не… — Мы услышали, как Рыкко захлопнул пасть. Видно, понял, что сказал лишнее.

Откуда-то спланировал Минька, втиснулся между мной и Голованом.

— Не спится. Рыкко разорался чего-то, да и вы тоже…

Я повозился, чтобы Миньке стало посвободнее.

— А-а-а! О-о-о! — Это каким-то образом оказалась подо мной механическая пчела, из тех, что не попали в шар. — Ой-ёй-ёй! — Так я вопил, пока не догадался сделать укушенное место бесчувственным.

Рыкко в своих пространствах сказал назидательно и высокопарно:

— Всякое коварство чревато возмездием.

И я подумал: будь здесь Кирилка, он бы, наверно, согласился.

Но был Минька. И он вполне одобрил мои действия, когда узнал, что к чему.

И признался со вздохом:

— А я тоже искал ту планету…

— Все, наверно, искали, — сказал Голован.

— Кроме Веранды, — заметил я.

Минька вступился за нее:

— Может, и Веранда искала…

А Голован задумчиво покачал ногами.

— Интересно, откуда эта рептилия знает про Колумба? И… про все остальное.

— Наверно, он подглядывает наши сны, — догадался Минька. — Я недавно видел во сне телесериал про Колумба. Только не весь, а отрывки. Будто я сам там, на корабле… — И смутился: опять вырвалось про земное. Но мы не упрекнули Миньку.

— Ну ладно, сон про сериал, это понятно, — согласился Голован. — А кто же видит сны про коровьи лепешки?

Я сказал с досадой: