Книга Гость - Александр Проханов

– Дорогие братья и сестры, – загудел в микрофон отец Марк. – С благословения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси мы открываем наш круглый стол. Дух православия от алтарей и амвонов распространяется в светские аудитории, в университетские кафедры, в книги и рукописи писателей, близких к церкви. Именно это околоцерковное творчество нуждается в нашем каноническом попечительстве, ибо вольный дух художников и мыслителей может занести их в неверные пределы. Причащайтесь, братия, и не ошибетесь. Хочу предоставить слово нашему известному мыслителю и историку, с которым мы находимся в постоянном братском общении, Серафиму Григорьевич Монахову. Он сделает сообщение о Русском мире.

Названный господин имел пепельно-серебристое лицо, впалые виски, тонкий нос и бледно-голубые слезные глаза. Худые пальцы перебирали листки бумаги, и микрофон воспроизводил их шорох.

– Принято утверждать, что Святой князь Владимир из всех возможных религий выбрал православие, отдав предпочтение посланцам Византии, отвергнув католиков, мусульман, иудеев. Но разве, спрашиваю я, религии – это товар, лежащий на лотке, и их можно выбирать, щупать, пробовать на зубок? Не Владимир выбрал православие, а оно выбрало его. После крещения князя в Херсонесе свет православия воссиял над Россией и сделал ее избранницей Христа. Тогда же образовался Русский мир, одна из ипостасей его является земным царством, а другая небесным. Россия не может исчезнуть, не может пропасть, ибо ее бессмертная часть находится на небесах.

Оратор вопрошающе осмотрел слушателей, ожидая услышать возражения. Но их не было. Иерарх произнес:

– Очень глубокая мысль.

Оратор, вдохновленный иерархом, продолжал:

– Земная ипостась Русского мира могла меняться. Увеличиваться, уменьшаться. Менялись границы, уходили и приходили народы. Но даже тогда, когда земная ипостась совсем исчезала и русская история проваливалась в черную дыру, из небесной Руси, из Царствия Небесного падало в эту черную дыру несколько капель фаворской влаги, и Россия возрождалась во всей красе и могуществе.

Ему хлопали. Он, порозовев от удовольствия, всем кланялся.

Выступал провинциальный батюшка. Робея, сбиваясь, он рассказывал о воскресных школах и православных гимназиях. Выступал областной чиновник из Воронежа и рассказал о благотворительности, о жертвователях, помогающих восстанавливать храмы.

Веронов слушал, делал пометки в блокнот, чувствуя, как приближается заветный миг. Так чуткий охотник, затаившись, ждет, когда птицы, забыв осторожность, приблизятся на расстояние выстрела. Он кивал, демонстрировал высшую степень внимания, лишь бы не спугнуть добычу. Но добыча не улетала. Иерарх величаво колыхал бородой. Профессорского вида господа, наклоняясь друг к другу, деликатно перешептывались. Духовенство чинно слушало. Вдоль стен на стульях сидели аккуратные дамы, молодые безбородые семинаристы. Телеоператор скользил вокруг стола, улавливая камерой бороды, клобуки, сияющие кресты.

Выступал толстенький господин, которого отец Марк представил доцентом кафедры богословия в Инженерно-физическом институте.

– Деятельность Петра Степановича в стенах этой обители научной мысли свидетельствует о серьезных сдвигах в обществе, о сближении веры и науки, которая преодолевает атеизм.

Доцент читал по бумажке, пугливо поглядывая на иерарха:

– Наш Президент в своем обращении к Федеральному Собранию сказал, что с присоединением Крыма в Россию вернулся сакральный центр власти. Заявление из ряда вон выходящее. Жаль, что мало кто обратил на него внимание. А оно значит, что после возвращения Крыма, после этого чуда, совершенного по воле Господа, власть в России становится сакральной. Власть Президента становится сакральной. Он становится не просто гражданским Президентом, но избранником Бога. Своего рода помазанником. Присоединение Крыма к России стало своеобразным помазанием Президента, что делает его, по существу, монархом. Приближает долгожданное восстановление в России монархии.

Доцент выдохнул это последнее заявление торопливо и скомкано, боясь, что его перебьют. Но все спокойно отнеслись к его суждению, иерарх поощрительно кивал.

– А теперь, – отец Марк посмотрел на Веронова, – выступит отец Аркадий, который привез нам поклон из Торжка от благочинного отца Николая. О чем будет ваше выступление, отец Аркадий?

Веронов почувствовал, как счастливо остановилось сердце. Воздух вокруг стал прозрачней, икона Богоматери засияла, как радуга, четки в руках сидящего напротив священника казались самоцветами, крест на груди тучного иерея полыхнул таинственным златом. Приближалась желанная секунда, приближался восхитительный миг, когда он рассечет оболочку тленного мира, и огромные безымянные силы, закупоренные в тесный плен омертвелого бытия, рванут на волю, хлынут бушующим потоком, и он станет пить, захлебываться, насыщаться несказанной сладостью освобожденного мира.

– Ваше преосвященство, – он поклонился иерарху, – достопочтенные отцы, – он обвел глазами восседавший за столом клир, – я служу в Торжке. У нас в городе стоит вертолетная часть. И много соборов. Половина из них восстановлена, и в них происходит служба. Другие подлежат реставрации. И мне приходится от наших горожан слышать: «Зачем восстанавливать храмы? Лучше строить на эти деньги боевые вертолеты». И я отвечаю: «Армия, вертолеты, корабли, танки защищают Россию вдоль ее земных границ. А алтари и молящиеся у алтарей священники защищают небесные границы России, чтобы злые силы, сатанинские духи не проникли к нам. Их отражает молитва. Каждый молящийся священник или монах – это воин Христов, отбивающий от наших границ сатанинские полчища».

Его слушали благосклонно. Иерарх поправил на груди панагию. Отец Марк одобрительно кивнул.

– И я говорю моим прихожанам на проповеди: «Зачем вы идете в эту безбожную церковь, где вместо Бога деньги, вместо веры блуд? Попы, раскормленные коты, торгуют верой, они – содомиты, стяжатели. Это не церковь Христа, а церковь сатаны. Не храм Богородицы, а вертеп Дьявородицы. Под рясами попов козлиная шерсть, под клобуками – рога, и весь клир – пахнущие серой и фосфором козлища!»

Веронов с блеянием вскочил на стул. Вспрыгнул на стол. Расстегнул крючки на рясе, сволакивая ее с себя. Голый, в одних плавках, затанцевал на столе, набросив на лицо отвратительную козлиную маску. На его теле синей краской была нарисована змея, обвивающая колонну. Он играл, крутил животом, и змея извивалась. Он видел обомлевшие лица священников, выпученные глаза иерарха, задравшего холеную бороду, отца Марка с открытым ртом, осеняющего себя крестным знамением.

Веронов с ликующим криком, с пронзительным клекотом проваливался в черную бездну, испытывая несравненное наслаждение, дивную вспышку в паху. Приближался из мрака сверкающий бриллиант, и он желал слиться с ним, стать этим волшебным бриллиантом. Не долетев до чудесного света, остановился в падении. Бесшумно вознесся ввысь.

Он голый стоит на столе. Ошеломленные, почти в обмороке батюшки. Иерарх схватился за сердце. Какой-то семинарист опрометью покидает зал. Какой-то дюжий монах пытается схватить Веронова.