Книга Четырнадцатая золотая рыбка - Дженнифер Л. Холм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я люблю ужастики, а вот сказки — не очень. В основном потому, что мне всегда интересно узнать, что было после того, как все зажили «долго и счастливо». Возьмем «Трех поросят». Что случилось после того, как третий поросенок сварил волка в котле? Он похоронил волка и сообщил его друзьям? Или взять «Золушку». Да, принца она нашла, а ее сестры? Они хоть и сводные, но все же не чужие. Приходилось им вместе отмечать День благодарения? Ну и теплый же праздник у них, наверное, получился!
— Похоже, Хеллоуин в этом году наступил рано, — замечает дедушка, показывая на компанию мальчиков-готов, стоящих в очереди.
Я неожиданно для себя ищу среди них Раджа, но не нахожу.
Мимо проходит милая старушка, толкая своего не менее пожилого мужа в кресле-коляске. Он сидит сгорбленный и держит в руках трость. На нем темные полиэстеровые штаны, рубашка на пуговицах, темно-синий пиджак и мокасины с темными носками.
Дедушка одет в точности как дедушка.
— Видишь, Элли? Старение — это ужасная болезнь. Ты теряешь то, что казалось само собой разумеющимся. Способность передвигаться. Зрение. Слух. Даже в туалет сходить не можешь.
— Что?
Он многозначительно смотрит на меня.
— Когда начинаешь стареть, перестает работать все. Лучше тебе не знать, сколько раз за ночь мне приходилось вставать в туалет…
Я согласно киваю. И правда, лучше не знать.
— Но это не самое ужасное. Тебя отправляют подальше в дом престарелых или в пансионат, просто потому, что ты старый…
Это похоже на среднюю школу.
— А потом знаешь, что случается? — Дедушка делает театральную паузу. — Все вокруг тебя начинают умирать! Сердечные приступы! Инсульты! Рак! Люди, которых ты знал всю жизнь, исчезают. Люди, которых ты любил. Ты можешь себе представить, как это больно?
Я думаю о Брианне.
Один из скейтбордистов подбросил свой скейт в воздух, и до нас доносится смех его друзей.
— Уж лучше быть мертвым, чем старым, — заявляет дедушка. Он комкает в руках коробочку от изюма. — Я все еще голоден, — говорит он.
С тех пор как дедушка поселился у нас, в доме кое-что поменялось. Раскладной диван в кабинете всегда разложен, а наши антикварные книжные полки опустели и превратились в открытый шкаф для одежды. В комнате висит тяжелый запах мужских носков и спортивной раздевалки. Когда дедушка не видит, мама опрыскивает кабинет освежителем воздуха.
У дедушки есть свои странности. Он всегда готов к выходу за полчаса до того, как пора идти. Каждый день он выпивает чашку горячего чая, потому что это «полезно для пищеварения». И все время беспокоится о мусоре.
— Мусорные баки надо выставлять на улицу вечером, — поучает он маму.
— Я предпочитаю делать это утром, — отвечает она.
— А если забудешь?
Мама стискивает зубы.
— Не забуду.
— Можешь и забыть. И в твоих баках за две недели скопится куча мусора. Что ты тогда будешь делать?
С дедушкой не нужно догадываться, что он на самом деле имеет в виду, как это иногда приходится делать в разговоре с девочками: у него что на уме, то и на языке. И он всегда выполняет обещанное. Поэтому сегодня, не найдя его нигде после уроков, я начинаю волноваться.
Я жду его на нашем обычном месте — перед зданием школы, у шеста для подъема флага. Стремительный поток несущихся мимо школьников потихоньку превращается в ручеек, но дедушки по-прежнему не видно. Я знаю, что он не бросил бы меня здесь просто так. Тут я вспоминаю, как Николь рассказывала про потерявшихся стариков. У дедушки, конечно, тело подростка, но мозгу-то его семьдесят шесть лет.
Я ищу его у школьных шкафчиков и у кабинета, где у него был последний урок, но безрезультатно. Забеспокоившись по-настоящему, я подхожу к одному из мужских туалетов и зову через дверь:
— Мелвин!
Из туалета выходит Радж.
— Кажется, ты ошиблась дверью, — весело замечает он.
— Мелвина там нет? — спрашиваю я.
— Могу проверить, если хочешь, — предлагает Радж.
— Проверь, пожалуйста, — прошу я.
Через минуту он возвращается и качает головой:
— Не-а!
— Где же он?
Я нахожусь на грани паники.
Радж предлагает:
— Я поищу с тобой. Он наверняка где-то здесь.
Радж проверяет все мужские туалеты и раздевалку, но дедушки нигде нет.
Только когда мы проходим мимо моего шкафчика, я вижу прикрепленную к двери записку:
«Меня оставили после уроков.
Радж предлагает подождать вместе. Мы садимся на скамейку перед кабинетом для провинившихся. Разговаривать с Раджем интересно.
— Твой двоюродный брат немного странный, — говорит он.
Я непонимающе смотрю на него.
— Ну, взять хотя бы его одежду. Эти штаны полиэстеровые. Прямо как у моего дедушки.
Если бы он только знал!
— Э… да. Такой у него стиль, наверное, — отвечаю я.
— Хм…
В правом ухе у Раджа серьга. Она похожа на иероглиф.
— Это что-то египетское, да? — спрашиваю я.
— Это анкх, египетский символ жизни, — объясняет парень.
— Круто! — восхищаюсь я. — Ты увлекаешься Древним Египтом?
— Типа того. Ты знаешь, что сердце египтяне не трогали?
— Что?
— Когда они делали мумии, то вынимали все органы, а сердце оставляли.
— Но зачем?
У Раджа серьезный взгляд.
— Они верили, что человек сердцем думает.
Дверь со стуком распахивается, и из кабинета вываливается толпа детей. К нам подлетает дедушка с пылающим лицом и растрепанными волосами. Он в ярости.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Я вышел в уборную.
О чем это он?
— В уборную?
— В туалет! — рявкает он. — Я без разрешения вышел в туалет во время урока. Оказывается, это преступление!
Мимо проходят несколько мальчишек, наказанных вместе с дедушкой, и кричат ему:
— Дай пять!
Один из них, смеясь, добавляет: