Книга Билет до Луны - Светлана Лабузнова

Отец Сергий оказался энтузиастом. Ну, так прозвали его наши воспитатели. Приходил проводить беседы, нашел крестных для ребят. Еще водил нас в лес печь картошку, учил разжигать костер одной спичкой даже после дождя. Здорово играл на гитаре и показывал, как брать аккорды. В общем-то хороший такой батюшка попался — простой и человечный. В лесу под печеную картошку мы слушали истории из жизни подвижников и отшельников. Вопросы наши были далеки от веры, нас интересовало, что святые ели в лесу, чем стирали вещи. Нам казалось, что, если бы отец Сергий вырыл в лесу землянку, он тоже стал бы святым. Батюшка объяснял, что подвиг отшельничества совсем не в том, чтобы сидеть, о чем-то думать и ничего не делать, как представляли себе мы. Святые в рассказах отца Сергия были такими живыми, словно он знал их лично.

Как-то мы все-таки вывели батюшку на разговор о его мирской, прошлой, жизни. В прежней жизни он был Владимиром, предпринимателем. О мирском отец Сергий говорил отстраненно, словно не о себе рассказывал, словно не о своем бизнесе, выросшем до крупного магазина от маленького лотка с носками, вспоминал. А потом дефолт. Жена ушла к другому. Семинария, монашество и рукоположение.

— А вам не хотелось как-нибудь наказать жену за предательство? — спрашивали мы.

— Нет. Это был ее выбор: ей нужен был не я, а определенный статус. Бог ей судья, а я буду за нее молиться.

Нам этот выбор был непонятен. Как можно было уйти от такого славного человека? И главное, как можно молиться о душе вот такой заблудшей жены? А он молился обо всех: и о ней, и о нас. В нашем понимании его жена была женщиной очень глупой.

Отец Сергий пригласил нас в то первое детдомовское лето в палаточный лагерь. Мы расположились по соседству с монастырем. Ели кашу, приготовленную в котлах на костре, а по ночам, несмотря на строжайшие запреты и почти незаметные укоры совести, совершали набеги на огороды и сады селян. Отец Сергий огорчался и наставлял нас на пусть истинный. Мы соглашались. Яблоки были зелеными, неспелыми, с горьковатым травяным вкусом.

То лето ставило рекорды по температуре. Спасались мы речкой и прохладой лесов. Воспитатели ворчали и сам лагерь называли «ссылкой». В «ссылку» отправили только молодых, из круга старших поехала одна Ольга Борисовна. Палатки отказывались хранить прохладу. Длинные юбки женской половины вопреки правилам соседствующей монашествующей братии укорачивались с каждым днем. Время пролетело быстро.

«Черная тетрадка»

Было у нас, старших, такое развлечение, о котором никто из персонала и младших не догадывался. Раз в месяц мы выбирали способ наказания для провинившихся. Украл у своих, «спалился» — получи заслуженное. Наказывали не только ребят, взрослых тоже.

Началось все с журнала. Водянка, воспитательница из самой младшей группы, завела общую тетрадь. Синюю толстую тетрадь в клетку многие мечтали выкрасть и сжечь ее белые страницы, исписанные детским почерком, на костре, как казнили Жанну д'Арк. Водянка называла ее «тетрадью» с секретами. А мы — «черной тетрадкой». Секреты туда вписывались поверенными. Водянка поощряла стукачей. Я, Ворон и Кашель решили уничтожить тетрадь. Помог нам в этом случай.

В не предвещающую ничего плохого погоду вкрался дождь. Да что там дождь — это был сильнейший ливень. Вера Дмитриевна спешила домой с вечерней смены, желая успеть до дождя, и второпях забыла тетрадь, которую никогда не оставляла в детском доме. Она, конечно, вернулась бы, если бы не ливень. Он завесил непроницаемым полотном все вокруг.

Мы заметили «черную тетрадку» на столе в воспитательской. Пара ловких рук, пара хорошо подвешенных языков, отвлекающих ночного дежурного, — и тетрадь у нас!

Открыли первую страницу. Снедало любопытство. Неровные строчки, написанные кривым детским почерком, сообщали обо всем, что происходило в течение каждого дня. День за днем, строчка за строчкой приближали дневник к казни. Сначала мы просто хотели сжечь тетрадку с кляузами, но потом поняли, что этого будет мало. Утром весь детдом пришел в младшую группу на экскурсию. Стены в тамошнем туалете были оклеены разорванными бумажными страницами. Крашенные голубым двери были увешаны листками из казненной тетради. Это было очень похоже на доску объявлений. Над «доской» красовалась нарисованная помадой (мы еще давно стащили тюбик из кармана пальто Водянки) надпись: «Доносчикам первый кнут!»

День влюбленных

Воспитанникам полагался досуг: всякие часы общения, мероприятия в музыкальном зале и прочее. Среди этого прочего запланировали однажды игру по мотивам популярного тогда телешоу «Любовь с первого взгляда». Люба Шахова конечно же оказалась среди участниц. А я был просто зрителем. Успокаивало то, что сама Люба смотрела на это как на игру, и только. Сердце ее было свободно.

— Вопрос девочкам-участницам. Кто из игроков любит красный цвет? — ведущая зачитывает вопросы.

— Кто-кто! Борман, конечно, — из зала отвечают быстрее, чем сидящие в креслах шесть участников игры.

— Двиньте кто-нибудь Чистотела. Ишь ты, умный! Не тебе вопрос! — Ирку подсказка разозлила, она и сама знала ответ, но пока успела ответить только на один вопрос.

— Тихо в зале! Будут и вам задания. Игра со зрителями потом.

— Потом суп с котом. А призы будут?

— Будут. Чухрай, ну помолчи ты, в самом деле! Внимание, вот три рисунка. На них абрисы рук участниц, которые они сами разрисовали. Угадайте, где чья рука.

— А нам? — Зал тоже хочет рассматривать рисунки.

На листках обведены три левые руки. Девчонки пририсовали кольца и перстни, браслеты. На ногтях — разноцветный маникюр. Валину руку я узнал бы сразу. У нее тонкие, длинные, музыкальные пальцы. И никакие пририсованные кольца меня не обманут.

Борман ошибся. И остальные тоже ошибаются. Зал снова оживился. Я смотрю на Любу.

Стены растворились. Я перестал слышать шутки и следующие вопросы. Февраль сменился весной, как в сказке «Двенадцать месяцев». Люба стоит напротив входной двери. Грустная. Молчаливая. Из-под серой вязаной шапки выбилась непослушная челка. Глаза… Они такие, что у меня захватывает дух. В глазах — небеса. Какая-то строчка из стихотворения стучит и стучит в мозгу. Или не строчка. Это стучит сердце. Я думаю: «Как ей тяжело, наверное. Откуда она? Из другого детдома или из домашних? Конечно, из домашних. На ней печать той, другой жизни. Нездешней. Потому и затаились в ее глазах тоска и страх».

В финал вышли две пары. Романтический ужин прошел в столовой над скудными неромантичными блюдами. Мечты о жареной картошке и курице оказались убиты традиционным бледным сладковатым чаем и пирожками, которые выдавали всем перед сном.

Мероприятий у нас проводилось много. Особенно тщательно готовились к Новому году. Праздник-встреча с шефами, приходившими не с пустыми руками. Были и смешные, пропагандистские. Например, День без сигарет. В этот день девчонки демонстративно «похоронили» свои сигареты в маленькой ямке во дворе. Мы запомнили это место и откопали сигареты раньше их. Девчонки благоразумно «хоронили» сигаретное прошлое в пачках.