Книга Краткий курс научного карьеризма. Пособие для молодого чиновника - Михаил Щербаченко

Да поймите, перебивали другие, суть не в размере расходов, а в объяснении доходов. Вот покойная бабушка продала перед кончиной семейную реликвию – бриллиантовый гарнитур времен Екатерины Великой. Чек из ломбарда старушка, видно, потеряла, а деньги в тумбочку сложила, на них пять гектаров и куплены. Где тут криминал?

А вот еще вариант, добавляли третьи: состоятельный приятель с безупречной налоговой декларацией предоставляет чиновнику крупный беспроцентный кредит. Скрепленный договором физлица с физлицом. На сорок, а лучше на семьдесят лет (правнуки сочтутся). На эти средства и приобретен пакет акций нефтяной компании. Вопросы есть?

Резвился народ, фантазировал. Все-то ему интересно: и что решение о проверке госслужащего будет принимать его прямой руководитель (а вдруг они в доле? Или, напротив, шеф своего подчиненного сдать хочет?), и что при сборе материала анонимки рассматриваться не будут, зато основанием для проверки может послужить некая «достаточная информация» (батюшки, неужто старые времена возвращаются?)…

А теперь я вам на полном серьезе так скажу: если уж широкие массы столь щедры на выдумку ситуационных моделей, то у тех, кого напрямую коснулся чрезвычайно важный, но конечно же пока не всеохватный новый закон, коллективный разум наверняка работает кратно интенсивней. И можно не сомневаться в его комбинационных способностях. Создают закон сотни людей, а придумывают, как его обойти, – сотни тысяч. Разный, как ни крути, интеллектуальный потенциал.

А народ – его иной раз не поймешь. Ведь всей душой не любит он коррупцию, зло смеется над декларациями министров и губернаторов, где записаны садовые домики на шести сотках, однокомнатные квартиры на паях с женой и автомобильные прицепы. Но порой в виртуальной игре люди куда охотнее ставят себя на место не требовательного правоохранителя, а хитрого подозреваемого. И, войдя в образ, радуются: нас голыми руками не возьмешь, не на тех напали. А ну-ка, отними!

Свой в доску

Эта тема засела в голове очень давно, после окончания четвертого курса университета. Нас, тогдашних студентов, отправили в военный лагерь на сборы, там разбили на взводы и назначили взводных командиров из числа сокурсников. Среди них было двое ребят, уже оттрубивших свой армейский срок до поступления в вуз и дослужившихся до сержантских погон.

И, вообразите себе, эта сладкая парочка на полном серьезе начала нами командовать. Новоявленные командиры требовали обращения к себе по всей форме, отчитывали нас перед строем, по собственному почину устраивали в жару марш-броски с полной боевой выкладкой, стучали на нас кадровым офицерам и даже отправляли в наряды. В одночасье свои в доску однокашники превратились в тупых солдафонов. Может, к ним вернулся казарменный рефлекс, а может, они радостно мстили нам за свои бесцельно прожитые армейские годы. Когда один смельчак прилюдно назвал одного из них калифом на час, тот, не поняв интеллигентного обращения, влепил ему три наряда вне очереди, и бедолага ночами драял на кухне котлы и кастрюли.

Неясно было одно: ведь всего через два месяца ретивым сержантам со всей неизбежностью предстояло вернуться в разряд рядовых пятикурсников, притом не самых смекалистых. И тогда придется просить у злопамятных и мстительных однокашников сдуть конспект, пособить с курсовой и дипломом, выручить шпаргалкой. Так неужели краткий миг дешевого превосходства настолько застит разум?

Начальниками не рождаются, ими становятся, притом не факт, что навсегда, но какие же чудесные метаморфозы происходят с людьми в этот миг! Когда осознаешь себя над кем-то. Когда получаешь пусть даже крохотную власть над другими. Человека назначают заведующим отделом из трех человек, и назавтра его не узнать. Кто-то скажет, что это непреложный закон службы, что с креслом меняются убеждения; надо признать, в этом есть правда, хотя и не вся.

Хорошо начальникам, пришедшим со стороны: установил свои правила – и будьте любезны исполнять. Сложнее тем, о ком Стругацкие писали: воспитаем Бабу-Ягу в своем коллективе. Тут встречаются разные типы: и подобия наших сержантов (которые, как вы догадываетесь, на гражданке свое получили по полной), и более сложные персонажи, которые не ломают с ходу об колено вчерашних товарищей, а продуманно и планомерно возвышаются над ними, используя все богатство административных приемов. Но есть еще один тип руководителя «из своих», и он, пожалуй, наиболее интересен.

Автор наблюдал такого персонажа – образованного, прекрасно воспитанного, доброго товарища. Когда его назначили руководителем министерского департамента, в котором проработал десяток лет, он начал управлять «мягкой лапой» – без нажима, демократично и либерально, надеясь на лояльное усердие давних коллег. Но вскоре убедился, что взаимопонимания не получается. Зная мирный нрав шефа, его не боялись, работали вяло, для вида. Департамент на глазах стал сдуваться, и не склонное к церемониям вышестоящее руководство устроило новому руководителю жестокий, грубый разнос.

И вот тогда, испытав нешуточный страх за собственную карьеру, он взъярился на сонных подчиненных и огнем и мечом начал наводить порядок. Он конечно же спасал себя. Всегда дороживший расположением коллег, теперь он осознанно делал все, чтобы его боялись и ненавидели. Изо всех сил истреблял гуманные чувства, это было очень трудно, противилась мягкая натура, мешал незлобивый характер. Он не был волкодавом по крови, – он лишь играл роль зверя, причем играл очень неплохо. Кстати, играет до сих пор.

Хотя уже перенес два инфаркта.

Замысел с размахом

Рано или поздно наступает момент, когда человек становится тем, что называют уходящей натурой. Тому причин немало. Возраст, несущий немощь. Ощущение своей ненужности. Потеря интереса к труду, к творчеству. Да мало ли что. Вот, к примеру, номенклатура советских времен утрачивала смысл существования, как только теряла руководящее кресло. Многие после этого превращались в труху, а то и покидали до времени бренный мир.

Эта категория граждан всегда занимала автора, вот почему с таким пристрастием допытывался о причинах добровольного ухода в отставку человека, которого давно знаю. Пройдя путь от инженера до директора крупного комбината и завершая карьеру членом коллегии промышленного министерства, в шестьдесят лет он, никем не понуждаемый, собрался на пенсию.

– Понимаешь, – ответил он на вопрос, не боится ли повторить судьбу советских чиновников, – у этих людей не было ни свободы, ни денег, одна должность. Но сейчас-то совсем другие возможности. Мир открыт, есть доступ ко всему, что тебе интересно. Удовольствия от работы я уже не получаю, без ощущения власти легко обойдусь, всем все давно доказал. Жизнь жалко, честное слово, много ли ее осталось?

По правде говоря, мне нравилась его логика. До той поры, пока не встретился с ним спустя три года и не узнал, что было дальше.

Он действовал согласно продуманному плану. Вышиб из памяти службу и отправился в африканскую саванну, откуда вернулся недовольный и искусанный тамошней фауной. Поплавал на яхте с богатыми друзьями, но открывшаяся морская болезнь превратила сладкое путешествие в галерные страдания. Погулял по Великой Китайской стене, потоптался по камням Тадж-Махала, побродил по святым местам Иерусалима – не взяло. Обратив взор к изящным искусствам, посетил Лувр, Прадо и Ватикан – тоже не возбудило. Рванул в брутальной мужской компании в Туруханский край на плато Путарано ловить тайменя, но ничего не поймал, лишь отравился костровой ухой в сопровождении местной водки.