Книга Улыбка Кубы - Елена Габова

Но сейчас нам не нужно было помогать, в чем помогать-то? Мы же не восьмидесятилетние старички, которым трудно передвигать ноги. А таких, надо сказать, тут полно было. Сидели под зонтиками, мазались кремами. Робко заходили в воду, плавали вместе с детьми… Мне жалко смотреть на старых людей. Я всегда отвожу взгляд.

На ужине в столовой канадская бабушка кормила воробья. Он ел прямо из ее тарелки. Она наблюдала за ним добрыми слезящимися глазами, потом взяла со стола булку и стала крошить. Решила, что кашки воробью недостаточно. Надо кушать с хлебом. Крошки разлетались во все стороны, падали на пол. Взъерошенный смельчак принимал угощение как должное, клевал неторопливо, и не ту крошку, которая попадалась под клюв, а позволял себе выбрать. Старая дама явилась в ресторан в растянутой футболке, слегка прикрывающей купальные трусики. Кожа на шее дряблая, растянутая, как и сама футболка. Воробей решил, что с такой нечего церемониться.

…Вот еще одна птаха опустилась на стол… И еще… Их тут уже целая стайка.

Санька смотрел на это, насупившись.

– Птичек кормит, – сказал он, скривив губы и кивнув на соседний стол.

– По-русски птички называются «воробьи». У нас они тоже водятся. Ну и что?

– А то, что у нас детей нечем кормить. А тут…

– Тебе тяжело на это смотреть?

– А ты как думаешь?.. И сердиться на нее нельзя, – Саня криво усмехнулся, – она же благодетельница, туристка.

– Ты тоже сейчас турист.

– Вас надо благодарить, – продолжал Саня, не обращая внимания на мои слова, и посмотрел на меня свысока и даже с пренебрежением. Словно это его нужно было благодарить… Он резко двинул от себя тарелку с мясом и овощами. Поднялся и быстро направился к выходу. Мы только что пришли и взяли на ужин рыбу, овощи, мясо и поесть-то ничего не успели.

– Александр! – окликнула я строго. А чего он выделывается? Я-то при чем?

Он даже не оглянулся.

– Саня!

– Что? – он обернулся и коротко бросил на ходу: – Я не хочу есть.

И выскочил в темноту.

Хочет! Он лукавит! Мы раз пять или шесть плавали в океане и здорово вымотались. После такого невозможно не проголодаться! Я голодная, как волк! А он – парень – и значит, голоден, как два волка! Он выпендривается! Ой, гордость у него, как же!

Но у меня тоже гордость! Я не могу за ним бежать. Я все-таки девушка.

А народ объедался. Пил сок и вино. Слушал музыку. Отдельно для каждого столика играл оркестр. Переходил от стола к столу. Гитарист в соломенной шляпе сомбреро интересовался у туристов об их музыкальных пристрастиях. Они играли на заказ незнакомые для меня мелодии, от души играли, заводили народ… Им давали денежку, покупали их диски. Наконец, музыканты переместились к моему столику.

– Сеньорита, что вам сыграть?

На лице гитариста, обратившегося ко мне, пышные черные усы и сама любезность. Но я думаю об ушедшем Саньке, только о нем, и сейчас нет никакого желания слушать музыку. Я молча мотаю головой. «Нет, спасибо, не нужно». Мне плохо и даже немножко хочется плакать.

Санька мне портит жизнь!

Вот все же замечательно! Я же не виновата, что у них в стране трудности. Но раз ты попал на берег океана, купайся, ешь, танцуй! Делай что хочешь! В отеле все бесплатно! Забудь о плохом! Живи настоящим!

Я ведь забыла о неприятностях.

Я забыла, что живу с одной мамой, замотанной работой, которая часто остается на вторую смену, и тогда я целый день дома одна. Готовлю ужин. Готовлю уроки. Поговорить не с кем. Я скучаю. Завидую сыновьям папы. Потому что он с ними, а не со мной. Некоторым моим одноклассникам, которые тоже без отца, помогает компьютер. А для меня это плохая нянька. Потусуешься «ВКонтакте» час, на большее меня не хватает. Мне нужно живое общение: похохотать с Алишкой, попить с ней чайку, и чтобы мы друг друга поснимали на фотик или телефон. Но Алишка живет в другом районе, после уроков мы встречаемся редко. А еще раньше нам с мамой было совсем-совсем плохо. Ни на что не хватало денег. Папа ведь раскрутился с фирмой в последние два года, а до этого, когда его алиментов почти не было, мы все бедствовали. И папина семья еле сводила концы с концами.

Все, все плохое надо забыть напрочь и наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться!

Дуралей этот Санька.

Мой рюкзачок всегда со мной. В нем есть два полиэтиленовых пакета. Они лежат там на всякий случай. Они и в Москве там валялись. Я беру один, кидаю туда помидоры, булку, иду к блюду, на котором горкой возвышаются вареные яйца, два тоже туда, в другой пакет – бутерброды с сыром, какую-то ржаную лепешку, бананы в рюкзак кинула, две бутылочки воды…

Я иду кормить голодного, злого русского кубинца.

Наш отель просто рай! Я его, между прочим, так и представляла – бесконечные зеленые подстриженные лужайки, на которых тут и там растут пальмы. Дорожки из каменных плиток приводят вас в любое место – в ресторан, к пляжу, к бассейнам, спортивным площадкам, танцевальным площадкам… Небольшие домики под черепичными крышами – мы живем в подобном. Королевские комнаты со всеми удобствами для избалованных комфортом иностранцев. Я-то, скажем, не избалована, но ведь тут люди со всего мира. Только американцев нет! Да и я здесь тоже самая настоящая иностранка!

Я живу на первом этаже, Александр на втором. От ресторана до дома нужно пройти по узкой, выложенной цветным камнем дорожке среди газонов. В траве горят круглые фонарики. Да, прямо в траве – как светящиеся цветы. Фонарики в траве – суперпотрясно! Сказка! Кокосы на пальмах освещены снизу. Пальмы здесь, на Варадеро, невысокие, с меня ростом. Или только в нашем отеле они такие? Можно подойти и сорвать гроздь кокосов. Но никто их тут почему-то не рвет, они сами падают. Плоды валяются прямо в траве. Я подбираю один – ой, какой тяжелый! В желтой кожуре он похож на дыню. Чтобы добраться до кокоса, надо снять желтую шкурку. Под ней коричневая крепкая кора ореха. Если хочешь добраться до кокосового молока, нужно что-нибудь вроде молотка, чтобы его разбить. У меня его нет, естественно. Так что я просто беру кокос для красоты. На перилах террасы сушится мое синее полотенце. Прижимаю его кокосом. Теперь полотенце не улетит в ураган. Замечательно.

Поднимаюсь на второй этаж. Стучусь в Санькину дверь – его комната прямо над моей. Он выходит в коридор мрачный как туча. Сейчас разразится грозой.

– Сань, – миролюбиво начинаю я. – Я для нас еды набрала, – подергиваю лямки рюкзака на плечах. – Пошли?

Он не говорит, что не голоден.

Он говорит:

– Си [6]. – И добавляет после молчания:

– Извини за несдержанность.

– Так и быть, прощаю.

Спускается с лестницы следом за мной, и когда я оглядываюсь, я вижу, что он кусает губы. Я их тоже кусаю, когда мне хочется плакать.