Книга Русский Ришелье - Ирена Асе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Позвольте спросить у вашей светлости: вы женаты на сестре курфюрста Бранденбурга, верного союзника польского короля…
– Я уже понял суть вашего вопроса, – прервал посла герцог. – Во-первых, я женат на Луизе-Шарлотте, но не на ее брате, и обязан думать о процветании Курляндии и рода Кеттлеров, а не о благе Берлина. Во-вторых, мой шурин – вовсе не друг шведам. Знаете что? Об этом вам лучше всех расскажет посол Бранденбурга Эйленбург – завтра я предоставлю вам возможность обстоятельно побеседовать с ним. И можете не сомневаться, шведы не узнают ни о вашем с ним разговоре, ни о вашем приезде в Митаву.
– Неужели столь верный союзник шведов – не друг им? – удивился воевода.
– Скорее я посоветовал бы вам опасаться трансильванского князя Ракоци, – ответил дальновидный политик Якоб. – Этот влиятельный повелитель Семиградья сможет оказаться последней козырной картой шведского короля.
– Но ведь еще два года назад трансильванский князь Дьердь Ракоци наряду с господарями Молдавии и Валахии готов был стать вассалом нашего царя!
На сей раз Ордин-Нащокин на самом деле не мог понять логику герцога. Якоб объяснил:
– Тогда Дьердь Ракоци надеялся, что вслед за Хмельницким царь возьмет под свою высокую руку и его, защитит от турецкой угрозы. Но ваш монарх оказался занят другими делами. А спасение от турецкой угрозы – главная мечта Семиградья. Раз не защитил русский царь, то, по мнению Ракоци, надо пользоваться моментом и усиливать свое государство. А если шведский король и отдаст Ракоци, к примеру, Краков, так ведь не свое подарит.
Когда казалось, что с разговорами о политике было уже покончено, герцог Якоб вдруг попросил:
– Войска русского царя сейчас занимают часть владений покойного литовского гетмана Януша Радзивилла. Не мог бы царь уважить мою просьбу и передать эти земли законной наследнице – княжне Радзивилл?
– Да зачем это вам? – попытался понять смысл неожиданной просьбы посол.
– Князь Радзивилл – родственник курфюрста Бранденбурга, а значит, и мой дальний родственник. Кроме того, эта княжна, внучка покойного молдавского господаря Василия Лупу, очень мила, – произнес курляндский герцог, так и не объяснив, что же в первую очередь заставляет его хлопотать.
Быть может, Якоб и не очень надеялся на вмешательство русского посла. Но случайно он задел чувствительную струнку в душе друйского воеводы. Афанасий Лаврентьевич вспомнил свою молодость, поездку в Молдову, деда княжны Радзивилл – молдавского господаря Василия Лупу, что так активно помогал России и лично ему…
– Я передам эту просьбу, ваша светлость, и сам буду просить царя за внучку молдавского господаря, – искренне и твердо пообещал он…
На следующее утро Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин в парке-зверинце поговорил с послом Бранденбурга в Митаве Эйленбургом. Встретились они как бы случайно, но на самом деле свидание было тщательно подготовлено герцогом Якобом. Говорили два посла недолго, но по-существу. Немецкий дипломат намеренно информировал Ордина-Нащокина об истинной позиции своего курфюрста. Он хотел, чтобы русский дипломат понял: курфюрст Фридрих-Вильгельм – не враг русскому царю.
– Когда польский король Ян Казимир в страхе перед шведами бежал из своей страны во владения австрийского императора, наш курфюрст решил забрать себе несколько городов в польской части Пруссии. Что в этом плохого, ведь Бранденбург такой маленький, да и города были немецкими?! Но шведский король тут же двинул войска к нашей части Пруссии, осадил Кенигсберг и тем заставил курфюрста стать его союзником и вассалом. Если только положение шведов ухудшится, мы немедленно перестанем их поддерживать. А если еще Ян Казимир согласится с тем, что немецкая Пруссия не должна быть вассалом Польши, так мы встанем на сторону поляков…[11]
– Но пока армия курфюрста соединилась с войсками шведского короля, чтобы сразиться с восставшими поляками под Варшавой, – ледяным тоном констатировал Ордин-Нащокин.
Его собеседник не стал спорить:
– Думаю, это сражение уже состоялось. Хотел бы я знать, чем оно закончилось…
Да, и судьба Пруссии, и судьба герцогства Курляндского, и судьба похода царя Алексея Михайловича на Ригу, и личная судьба отважного Друйского воеводы Ордина-Нащокина решались в Польше. Посмотрим, как именно…
29 июля 1656 года польская королева Мария-Людовика в подзорную трубу наблюдала, как на другом берегу Вислы армии Швеции и Бранденбурга продолжили генеральное сражение с польским ополчением. Шел второй день грандиозной битвы, где 38 тысяч солдат польской армии и крымских татар сражались с 19 тысячами шведов и бранденбуржцев. Мария-Людовика наблюдала за сражением с холма, находившегося на другом берегу Вислы.
Рядом с королевой стоял верный Гастон де Нуайе, придворный, приехавший много лет назад в Польшу из Франции вместе с принцессой Марией Гонзага де Невер, в то время еще не женой, а невестой польского короля. Королева недовольно произнесла:
– Мой супруг позавчера пообещал французскому послу: «Шведов я отдам на завтрак татарам, а уж курфюрста запрячу в такую нору, что он ни солнца, ни луны у меня больше не увидит!» Но татарским конникам, видимо, суждено голодать: часть нашей кавалерии спешилась, построили земляные укрепления и охраняют единственный мост через Вислу, отдав инициативу противнику.
Де Нуайе разумно возразил:
– Варшава вновь в наших руках, а ее шведский комендант маршал Арвид Виттенберг находится в темнице неприступной крепости Замостье. Наши партизаны отщипывают от шведской армии кусочек за кусочком. Время работает на нас и шведам надо срочно возвращать Варшаву. Им надо, пусть и бьются лбом о наши укрепления.
Наблюдавшая в подзорную трубу за неприятелем Мария-Людовика внезапно услышала за спиной громкий неразборчивый крик сотен людей. От неожиданности ее величество, не робкого десятка дама, вздрогнула. Крик повторился. Теперь она могла расслышать: «Виват ее величество!» Мимо королевы проскакала хоругвь[12] знаменитой на всю Восточную Европу польской гусарской кавалерии и галантные паны радостно приветствовали свою королеву, успевшую стать своего рода символом монархии. Или, если хотите, переходящим вымпелом. В Польше при Марии-Людовике мог поменяться король, но не ее величество. Сначала она была женой короля Владислава, а после его смерти стала супругой его брата, нового польского короля Яна Казимира. Странным казался этот брачный союз: вышедшая уже из детородного возраста дама и бывший кардинал, который, согласно своему духовному сану, несколько лет назад вообще не имел права прикасаться к женщине. Впрочем, белокожая француженка с вьющимися светло-каштановыми волосами и утонченными чертами лица по-прежнему казалась мужчинам весьма привлекательной, а Ян Казимир был известен не только как его преосвященство, но и как полководец, успевший еще в юности, в 23-летнем возрасте, отличиться в Смоленской войне с русскими. Впрочем, вскоре оказалось, что не король с его жестким, волевым лицом и иезуитской закалкой, а королева Мария-Людовика стала верховодить в этой семье. Это она, внучатая племянница знаменитого герцога де Гиза, способствовала созданию в Польше первой газеты, призывала к войне с неверными[13] и всячески стремилась укреплять центральную власть. Король же тратил время на развлечения и молитвы. Гусары, конечно же, знали, кто ведет себя как подобает коронованной особе, и потому так приветствовали элегантную француженку.
