Книга Запах магнолий - Светлана Мерцалова

— Это не водка, а вино, — поправила ее мать. — В детстве перед сном я всегда пила молоко. Спроси дедушку.

Настя вопросительно посмотрела на него, и Лавров кивнул головой в знак согласия.

Каждый вечер маленькая Оксана сидела у него на коленях, пахнущая детским шампунем, завернутая в большое махровое полотенце, и пила теплое молоко с овсяным печеньем.

Настя залпом выпила стакан пепси-колы и громко рыгнула.

— Сколько раз я тебе говорила, что так делать нельзя! Вылитый твой отец! — закричала Оксана.

— Когда папа злится на меня, то говорит — копия мамаши, — хитро прищурясь, заявила Настя.

— Он так говорит? Вот засранец, — добавила Оксана шепотом.

— Я слышала, слышала! — запрыгала на одной ножке Настя.

— Ну и молодец! Теперь заткнись! — одернула ее мать.

— Ты часто папу видишь? — спросил Лавров.

— Не очень.

— Почему?

— Он всегда занят, — отвечает Настя, пожимая плечами. — Мой папа — бизнесмен.

Лавров строго посмотрел на дочь.

— Что ты на меня смотришь? Я тут не при чем.

— Почему она безотцовщиной растет, при живом-то отце?

— Ой, папа, ты что такими словами бросаешься? Ты иди, играй, если наелась, — обратилась она к Насте. — Сейчас целое поколение растет без отцов. Полная семья уже редкость.

— Почему так?

— Разводы — это просто эпидемия, и уже считается нормой. Конечно, ничего хорошего тут нет, — поправилась Оксана. — Но и ничего страшного. Ты тоже вырос без отца. После войны целое поколение выросло без отцов…

— Не сравнивай! Это другая ситуация — наши отцы нас не бросали. Они погибли на войне как герои, и мы гордились ими, — сурово ответил Лавров. — Сегодня же они подло кинули детей…

— Я тоже выросла без отца, но ущербной себя не чувствую! — мгновенно отреагировала Оксана.

— Не обманывай! Мы развелись, когда тебе было тринадцать, я тебя почти каждые выходные забирал. Ты не очень во мне и нуждалась.

— Это ты так считаешь. Я тогда думала по-другому, — заметила Оксана с горечью в голосе.

— Дочери очень нужен отец, а Настя его почти не знает.

— О-чень ну-жен о-тец, — передразнила его Оксана. — Что ты в этом понимаешь?

Она оглянулась и увидела стоящую у двери Настю.

— Что подслушиваешь?! Тебе очень нужен отец?

— Зачем? — удивилась Настя.

— Видишь — ребенок не страдает без отца.

— Она почти его не знает. У нее нет чувства семьи: отца она не видит, а мать только и делает, что кричит на нее и отсылает играть.

— С тобой по-другому было? Мать в детстве только тобой и занималась? — накинулась на него Оксана.

— Нет! Не было у нее времени мной заниматься. Я рос в тяжелое время…

— Сейчас время тоже тяжелое, по-своему тяжелое.

— Я рано был предоставлен самому себе, но у нас была вера. Мы строили светлое будущее! Пытались сделать мир лучше! Благодаря этому мы были счастливы.

— Не смеши меня! — слова отца повергли ее в хохот. — Светлое будущее! Где оно? Семьдесят лет его строили, и что?!

— Не важно! Вера — вот что важно! Без веры нельзя. Не важно, во что верить: в бога, в социализм, в здравый разум… Вера спасает от хаоса, от деградации.

— Ну ты загнул…

— Вы сейчас ни во что не верите! — не унимался Лавров. — Я не прав?

Во что вы верите, новое поколение? Во что она верит?

— Дочка, во что ты веришь? — спросила Оксана со смешком.

— М-м-м, — задумалась на секунду Настя. — В покемона… и в Симпсонов!

— Кто это?

— Покемон — это мультяшный монстр, — ответила Оксана.

— Я знал, что наш мир катится в тартарары, но не настолько же…

— Ты просто отстал от века. Ничего страшного не произошло, — успокоила его Оксана. — Монстров и в твое время хватало — одно Политбюро чего стоило.

— Что из них вырастет?

— Не драматизируй, — ответила Оксана.

— Ма-ам…

— Ты почему тут? Я с дедушкой разговариваю. Иди, играй!

— Ладно! — согласилась Настя.

— Ты с ней всегда так разговариваешь?

— Как видишь, — пожала плечами она. — Самый близкий и родной мне человек, а я как с чужой. Меня считают интеллигентной и уравновешенной, я умею внимательно слушать и сочувствовать чужим людям, а с родной дочерью как та собака, что сорвалась с цепи. Объясни мне, если можешь.

Лавров сидел молча, задумчиво рассматривая свои руки.

— Меня многое в ней раздражает, особенно когда у нее проскакивают словечки, интонации или мимика бывшего, — продолжала Оксана. — Я аж зверею!

— Вы так плохо расстались?

— Даже наоборот. Мы с ним расстались как интеллигентные люди — без ссор, без всяких пошлых выяснений отношений. У меня приличное содержание, но все же я в обиде на него. За что, спросишь ты? Не знаю. Может, потому, что так легко расстались. Я попросила развод, он согласился — хоть завтра. Даже не пытался остановить меня.

Оксана посмотрела на отца, ища поддержки, но он молчал.

— Настя затихла, — прошептала она, прислушавшись. — Может, уснула… Пойду посмотрю.

Она на цыпочках вышла. Лавров услышал какой-то шум, что-то упало.

— Я положила ее на диван, — сказала Оксана, вернувшись.

Непривычно было сидеть вдвоем в притихшем доме. Вокруг зажженных свечей летали ночные бабочки, и в тиши ночи был слышен шелест их крыльев.

— В городе нет такой тишины, — задумчиво произнесла Оксана. — Всегда что-нибудь шумит: трамваи тренькают, каблуки по мостовой, двери хлопают… Как ты можешь так жить, совсем один? Замуровал себя…

— Смотря как представлять себе одиночество — как тюрьму или как полную свободу. Мне нравится мое одиночество. Я сам отрезал себя от всех и не жалею об этом.

— Тебе даже поговорить не с кем.

— Зачем мне чужие люди? — пожал Лавров плечами. — Когда-нибудь ты поймешь, что в моем возрасте нужен или родной человек рядом, или никто. Все остальное — суета…

— Чем ты занимаешься дни напролет?

— Ничем. Сижу у окна. Покормит меня соседка — хорошо, не покормит — даже не замечу. Ничего не хочу знать. Лишь по саду за окном замечаю, что время движется. Летом все цветет, потом листья желтеют и опадают, а зимой сад белый. Потом опять весна, и я всегда чего-то жду весной. Не спрашивай: чего? Не знаю.

— Не хочешь переехать в город? — спросила Оксана.

— Зачем? Я привык. Первое время было трудно, — ответил Лавров. — Ты почему одна?