Книга Императрица Солнца - Йен Макдональд

— Бона манджарри. Чуть жестковато. Похоже на аллигатора.

— А это что, наан? — спросил Макхинлит.

Эверетт передал главному механику горячую лепешку.

— Я насадил лепешки на палочки и надул над огнем.

— Моя бабушка делала такие в угольной печи, — сказал Макхинлит. — Совсем маленько жара. Даст сто очков всем тандури Гована. А я, пожалуй, попробую ваш дхал, мистер Сингх.

Эверетт передал механику миску чечевичной похлебки с карри. Кажется, его простили. Пусть не сразу и не до конца, но все еще впереди. Они снова были командой, одни во враждебном мире, где смерть и опасность подстерегали за каждым углом. Они снова были семьей.

— У моей бебе был рецепт халвы для особых случаев, — сказал Эверетт.

— И у моей, — ответил Макхинлит. — Она делала халву по любому поводу: фестиваль Холи, Рождество, кто-то сдал экзамены, собака ощенилась, троюродная племянница выходит замуж. Зеленую, из нутовой муки, по вкусу как сливочная помадка с травами. Только после ее смерти я узнал, что она клала туда бханг, или, как говорите вы, белые, коноплю. Чего удивляться, что у нас, мальцов, ехала крыша, ходили и хихикали, как придурки.

— Впервые слышу, что ваша семья из Говане, — сказала капитан Анастасия.

— Я не говорил, а вы не спрашивали, — ответил Макхинлит. — Должно быть, я единственный из пенджабцев Говане не смыслю в готовке, о чем порой жалею.

«Я мог бы научить», — подумал Эверетт, но вслух ничего не сказал. В своем деле — механике и электричестве — Макхинлит ощущал себя как рыба в воде. Быть подмастерьем — не для него.

— Мистер Макхинлит, я вижу, ваша торба при вас, — заметила капитан Анастасия. — Немного музыки?

Макхинлит расстегнул медные застежки потрескавшегося кожаного мешка. В кухне было слишком мало места, и ему пришлось отступить назад, на мостик. Главный механик растянул волынку, заправил басовые трубки за плечи. От мощных звуков «Бравой Шотландии» на полках задребезжали тарелки и чашки. За ним последовали «Лох-Ломонд» и «В краю озер». Капитан Анастасия отбивала ритм кулаком по столу.

— Не фальшивить, сэр!

— На «Королевском дубе» я играл на официальных приемах, — подмигнул Макхинлит Эверетту. — Не какие-то там народные мелодии в эстрадной обработке, а самый настоящий пиброх!

— Спасибо, мистер Макхинлит, — сказала капитан Анастасия. — Твоя очередь, Сен.

— Ты внимательно смотришь? — спросила Сен у Эверетта, наклонившись над столом. Неожиданно она прищелкнула пальцами прямо у него под носом. В руке была карта: клоун в полосатом трико на одноколесном цирковом велосипеде жонглировал планетами. Сен подняла вверх палец левой руки. Когда взгляд Эверетта вернулся к карте, она исчезла.

— Теперь ты должна вернуть карту обратно, — сказал он. — Это только половина трюка, самое сложное — вернуть ее. Престиж. Я видел в кино. Я смотрел внимательно.

Сен снова прищелкнула пальцами правой руки. В ладони лежал его айфон.

— Недостаточно внимательно, Эверетт Сингх.

Команда захлопала. Бледное лицо Шарки исказила болезненная гримаса.

— Но ты прав, карту нужно вернуть. Пошарь-ка в кармане.

Эверетт, ощущая себя полным болваном, извлек карту из кармана, а Сен уже отвешивала публике поклоны.

— Тогда, в поезде, — шепнула она Эверетту, возвращаясь на место, — мне ничего не стоило стянуть твой дилли-долли компутатор, а ты бы и глазом не моргнул. Вот тебе и престиж.

— Мистер Сингх, — сказала капитан Анастасия, — ваша очередь. Позабавьте нас.

Эверетт встал. Этого он и боялся, стоило Макхинлиту растянуть волынку. Эверетт не обольщался насчет собственного умения петь, плясать и травить анекдоты. Однако, судя по суровому выражению капитанского лица, выбирать не приходилось: «Эвернесс» ждала, что каждый оми и каждая полоне поддадут жару. Чтобы всем стало зуши.

От его выступления зависело, простят ли его. Ужин и посиделки после ужина капитан Анастасия затеяла, чтобы сплотить команду. Разобщенность опасна. Кроме готовки, Эверетт владел лишь одним, нет, двумя умениями.

Он поменялся местами с Макхинлитом, стянул футболку, изуродованную Сен, и скатал ее в мягкий твердый шарик. Такими играли в футбол мальчишки в индийской деревне, откуда был родом его отец.

— Считаем вместе со мной, — сказал Эверетт и подбросил импровизированный мяч в воздух, поймал на колено, снова подбросил. Пятка, колено, пятка, колено. Десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять.

— А теперь задайте два числа. Больших. Я перемножу их в уме.

— Двадцать четыре и пятьдесят три! — крикнула Сен.

— Я просил большие. Скажем, три тысячи двести двадцать семь.

Эверетт поймал мяч головой.

— Пять тысяч три! — крикнула Сен.

— Шестнадцать миллионов сто сорок четыре тысячи шестьсот восемьдесят один, — сказал Эверетт, не сводя глаз с мяча.

— Ты сказал наобум, — не поверила Сен.

— Можешь проверить.

Он принял мяч затылком, перекинул через голову и поймал в ладонь. Макхинлит застучал по клавиатуре ноутбука.

— Погодите маленько... Надо же, и правда.

— Как ты это делаешь? — спросила Сен.

— Тут есть свои хитрости, — ответил Эверетт. — Приходится округлять. Пять тысяч легче перемножить, чем пять тысяч три. Потом я просто добавляю три. Три тысячи двести двадцать пять перемножить легче, чем три тысячи двести двадцать семь. С пятерками проще иметь дело. К тому же мне всегда давался устный счет.

— Мы потрясены, мистер Сингх, — сказала капитан Анастасия. — Мистер Шарки, а теперь мы готовы послушать какую-нибудь бодрую революционную песню. Взбодрите нас, от углеводов клонит в сон.

Шарки вскочил. Лицо американца посерело, а глаза выкатились из орбит. Опершись о стол, старший помощник сглотнул, согнулся пополам и схватился за живот.

— Разрешите, мэм., простите, мэм... — выдавил он и бросился вон.

— Мистер Макхинлит, кажется, ваши шотландские вариации сейчас как нельзя кстати, — сказала капитан Анастасия. — Играйте погромче.

Макхинлит старался вовсю, но даже ему было не под силу заглушить стоны и прочие звуки, доносившиеся из клозета. Спустя некоторое время взмокший и дрожащий Шарки вернулся. Эверетт с трудом удержался от улыбки.

— В оба конца, — доложил страдалец.— «Кусок, который ты съел, изблюешь, и добрые слова твои ты потратишь напрасно». Кажется, я и впрямь погорячился с этим мясом.

* * *

Эверетт открыл глаза: тело было напряжено, готово к бою. Он лежал в гамаке в своей лэтти. Кругом была темнота, хоть глаз коли. Эверетт посмотрел на часы. Половина восьмого. Обычно он поднимался в семь. Сутки в Плоском мире длились на шесть часов больше, чем в сферическом. Солнце здесь встанет лишь через два с половиной часа.