Книга Я был в расстрельном списке - Петр Филиппов

Пару раз так и было. Один год мы прогорели вчистую. Срезку завершили после праздника. В тот год предложение превысило спрос, у продавцов осталось много нереализованных цветов. Раздавали друзьям цветы корзинами, остальное — на помойку. В другой год мы опять опоздали к празднику, но предложение оказалось меньше спроса. Тюльпаны на рынках закончились уже утром 8 марта. Следующие дни были выходными, и многие ехали в гости. Цветы оказались востребованы, а тюльпаны были только у нас.

Праздничный рынок был непредсказуем. Каждый год из Латвии прибывало множество машин с коробками цветов — один год больше, другой меньше. Цена стартовала с 2 рублей за цветок, к полудню 8 марта она либо резко повышалась, либо падала. Никто заранее не знал, будет выше спрос или предложение. Однажды мы оказались последними, у кого еще остались тюльпаны, всего одна коробка. Нас окружила толпа мужчин, которые протягивали деньги, кричали, толкались и готовы были нас разорвать. Мы, честно сказать, испугались и попытались уехать с рынка. Покупатели окружили машину, стали ее раскачивать, требуя цветов. Оказавшийся рядом милиционер в штатском шептал нам: «Трогайтесь, уезжайте скорее, я не смогу вас защитить». Я нажал на газ. Мы чудом спаслись от народного гнева.

К счастью, серьезных потрясений и катастроф нам удалось избежать. Мы выгоняли тюльпаны почти 15 лет. Скопились сбережения, которыми можно было помочь Перестройке. Когда настало ее время.

Вычислительный центр

Когда глаза говорят одно, а язык другое, опытный человек больше верит первым.

Ральф Уолдо Эмерсон

Моя работа в спортшколе неожиданно закончилась. Руководство «Локомотива» закрыло горнолыжное отделение: мол, на склонах Всеволожска настоящих горнолыжников не вырастишь, да и слишком это затратно. Воспитанников приходится возить в горы за тридевять земель. Лучше развивать горнолыжный спорт в Кировске или на Кавказе. А мне без горных лыж в спортшколе делать было нечего. Я оказался без работы, правда, ненадолго.

Помог случай. В электричке разговорился с попутчиком о реальной экономике, использовании математических методов в управлении производством. В конце разговора он предложил мне работу на заводе подъемно-транспортного оборудования имени Кирова. Договорились встретиться. Зная, что хорошего специалиста всегда пытаются переманить, а оставшийся без работы воспринимается как потенциальный бездельник, я, даже еще не оформившись, «взял быка за рога» — выяснил, какие у них проблемы. Оказалось, что хотят внедрить автоматизированную разработку технологических процессов в отделе главного металлурга, но не знают, как подступиться.

Эти техпроцессы были типовыми: отливки, ковка валов и иных деталей простой формы. Имелся набор стандартных программ для каждой группы. Настроить, привязать их к месту потребовало дня два. Пока мои документы проходили проверку в Первом отделе, я распечатал первые техпроцессы. Эффект был ожидаемый. Мне тут же пересмотрели условия найма, повысили оклад. А тут еще через месяц, пока я возился с отладкой программ и воевал с технологами по базам данных, уволился начальник заводского вычислительного центра.

Директор завода Карпухин, не допускавшим возражения тоном, предложил принять на себя его обязанности. Это было рискованно. Я проверил: разработки, которые несколько лет велись в вычислительном центре, шансов на успех не имели. А от начальника центра ждали результатов. После двух дней колебаний я согласился, но потребовал свободы действий. Понимал, что оптимизации в классическом смысле не получится — помешают личные интересы директора и министра. Но есть задачи, такие, как календарное планирование, обеспечение комплектности деталей на сборке — узкие места производства. Такие задачи обычно решаются с помощью эвристических алгоритмов. Просто машина считает быстрее. А мне это направление позволяло уйти от проблемы локального критерия оптимизации в плановом хозяйстве. Я доложил свои соображения директору и получил карт-бланш.

За основу автоматизированной системы управления мы взяли американские разработки. Это сегодня наши программисты по своей квалификации вполне конкурентоспособны. А в те годы отставание было огромным, особенно в прикладных разработках. Да и вообще, зачем изобретать велосипед? Правда, не обошлось без конфликта с отраслевым московским институтом: ведь столько лет под их «общим» руководством клепали собственные весьма примитивные программы, денег потратили уйму, и вдруг все в корзину! Честно говоря, только там этим разработкам и было место. А наша американо-советская автоматизированная система управления производством уже через год была внедрена и проработала много лет. Позже, читая об успехах Южной Кореи и Китая я понял, что мы поступили правильно: для «догоняющих» экономик наиболее дешевый и эффективный способ развития — копировать уже освоенные лучшие образцы.

В должности начальника вычислительного центра я столкнулся со специфической проблемой учета этнического происхождения или национальности по паспорту. Это во Франции или Англии граждане считаются французами или англичанами, независимо от цвета кожи, происхождения и веры. В СССР нас делили по предкам и записывали этнос родителей в паспорт, в графу национальность, чтобы точно знать, на кого можно положиться, а кому место на поселении в пустынях Казахстана.

Доля программистов с еврейскими корнями была достаточно заметной в их количестве, занятом в целом по стране, что настораживало тех, у кого бдительность входила в служебные обязанности. Директор завода оказывался под ударом, ведь каждый сотрудник, подавший заявление на отъезд в Израиль, не просто становился «предателем Родины», но и покушался на его карьеру. Когда он вызвал меня по этому поводу «на ковер» я прихватил программу КПСС и на каждый вопрос директора зачитывал цитату. Чем привел его в бешенство. Но работающая автоматизированная система управления была важнее моего упрямства, поэтому он отступил. Этим приемом мне удалось отстоять европейское понимание нации. А спустя 15 лет, став народным депутатом России, я с удовольствием проголосовал за исключение графы «национальность» из российского паспорта.

И все же, проработав в должности начальника вычислительного центра 3 года, я решил уйти. Мучил вопрос: что нам делать с нашей страной. Это было важнее. Нужно было продолжать библиотечные раскопки крупиц мирового опыта.

Механик на автобазе

Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно.

Джон Актон

Я искал такое рабочее место, где можно было бы читать и писать в рабочее время. Да еще чтобы график позволял регулярно работать в библиотеке, а весной выгонять тюльпаны. Идеально подходила должность дежурного механика на автобазе — сутки на дежурстве, трое выходных. Для кого-то выходных, а для меня рабочих. Но то была работа, творческая, интересная.

Дежурный механик обязан у каждой машины проверить перед рейсом люфт руля, исправность указателей поворотов и стоп-сигнал, ближний и дальний свет, тормозной путь, подписать путевку. Если у автомобиля не сработают тормоза и он в кого-нибудь врежется, то под суд пойдет механик, а не главный инженер автобазы и не директор. Это был своеобразный громоотвод. Но риск перевешивала возможность днем читать принесенную с собой книгу, а ночью даже поспать часов пять.