Книга 20 лет дипломатической борьбы - Женевьева Табуи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ненадолго.
* * *
В 9 часов вечера Штреземан собирает немецкую колонию в пивной «Гамбринус». Пивные кружки, толстые сигары и большая речь о внутренней политике, сопровождающаяся ударами кулака по столу.
«Реабилитация Германии перед всем миром является свершившимся фактом… Доказано, что именно союзники несут ответственность за войну… Германия снова требует возвращения ей колоний… И поскольку в статье 8 Устава Лиги Наций предусматривается разоружение великих держав-победительниц, в то время как побежденные уже разоружены, Германия вновь вооружится, если великие державы-победительницы не разоружатся!»
Речь должна остаться секретной.
Но лютый враг Штреземана и его политики Шейерман из «Дойче тагесцайтунг» поспешил передать ее текст швейцарскому телеграфному агентству.
Сенсация! Катастрофа! Этот простой факт подрывает позиции Штреземана, парализует деятельность Германии в Лиге Наций и главное – представляет Бриана каким-то иллюзионистом, если не сказать простофилей, перед общественным мнением правых кругов во Франции, которое все больше ставит под сомнение правильность идеи сотрудничества своей страны с Германией.
* * *
Однако во время официальных встреч Штреземан высказывает по отношению к Бриану самые дружеские чувства. Он даже приобрел вкус ко всем этим международным конференциям, на которых споры между кредиторами его страны и их взаимные пререкания всегда вызывают у него громкий смех.
– Признайтесь, что не всегда приятно быть должником, – говорил тогда Бриан.
И Штреземан весело отвечал:
– Если вы хотите, я могу вам уступить свое место!
* * *
И через несколько дней Бриан таинственно повторяет своим интимным друзьям: «Ожидаются новости… Ожидаются новости!»
И вот 17 сентября Бриана и Штреземана не могут найти в Женеве.
Один в автомобиле, другой на моторной лодке, они выехали из города и направились в Туари – местечко, находящееся на французской территории, в нескольких километрах от франко-швейцарской границы, – к владельцу гостиницы и прославленному повару Леже. Сопровождаемые лишь своими переводчиками, Штреземан и Бриан прежде всего отдают должное прекрасной кухне. Затем завязывается разговор.
В мелодраматических выражениях Штреземан обращается к Бриану:
– Чтобы убедить Гинденбурга и канцлера Лютера подписать Локарнский договор, я должен был гарантировать им, что этот жест доброй воли со стороны Германии повлечет за собой прекращение выплаты репараций, прекращение оккупации Рейнской области, а также разоружение всех стран, подписавших Версальский договор, либо же автоматическое предоставление Веймарской республике права довести свои вооруженные силы до уровня вооруженных сил союзников. Если сейчас французское правительство не предложит Берлину план, включающий досрочную эвакуацию Рейнской области, а также торговые и финансовые соглашения, я, Штреземан, буду не в состоянии проводить ту единственную политику, которая дает Германии некоторые шансы вступить на путь искреннего сотрудничества с великими державами-победительницами!
Немного ошарашенный этой речью, Аристид Бриан говорит:
– Что сказали бы вы о финансовой помощи Германии в целях стабилизации французского франка? В обмен за нее могло бы быть достигнуто соглашение по многим другим вопросам!
Штреземан отвечает:
– Стабилизируя франк, мне не хотелось бы, однако, стабилизировать Пуанкаре!
Бриан его успокаивает.
Но речь идет о том, чтобы найти миллиард марок!
* * *
Вечером, после этой исторической встречи, со Штреземаном, который съел лишнее, случился тяжелый обморок.
На следующее же утро начинаются нападки германской прессы, недовольной тем, что, хотя прошло уже 48 часов с момента вступления Германии в Лигу Наций, Штреземан еще ничего не добился.
В Париже председатель Совета министров Раймон Пуанкаре проявляет нетерпение. Он вызывает Бриана к телефону по несколько раз в день.
Бриан разочарован! «В основе франко-германского сближения, – сознается он, – очень мало реального».
Тем не менее он собирает журналистов в своем маленьком салоне в «Отель де Берг» и заявляет:
– Если правительство Французской республики не проявит стремления пойти на некоторые уступки, за которые ему будет уплачено лишь много времени спустя, франко-германская война возобновится.
В этот момент вновь раздается телефонный звонок. Из Парижа звонит Пуанкаре: «Завтрак в Туари произвел плохое впечатление в правительственных и парламентских кругах Франции. Больше всего опасаются, чтобы вы не пошли на новые уступки Германии».
Более мрачный, чем обычно, Бриан вешает трубку и заключает, совершенно обескураженный:
«Пуанкаре – человек, который никогда не жил среди себе подобных; он провел свою жизнь сперва среди досье Дворца правосудия, а затем за политическим бумагомараньем, ему незнакомы истинные чувства французского народа!»
* * *
В правительственных кругах, так же как и в Женеве, крупные политические авгуры обсуждают события:
«Совершенно справедливо сказано, – заключают они, – что Пуанкаре всё знает, но ничего не понимает… а Бриан ничего не знает, но всё понимает!»[7]
И сессия заканчивается с первыми осенними туманами.
* * *
Двадцать девятого и 30 ноября Бриан будет защищать в Совете министров и в палате депутатов политику Туари. Он потерпит поражение.
Тем не менее он согласится снова взять себе портфель министра иностранных дел в следующем кабинете министров.
«Если я покину этот пост, – говорит он Лушеру, – правые партии во Франции получат министра по своему выбору, который вернется к политике силы по отношению к Германии».
А Пуанкаре Бриан заявляет: «Осторожно! Подобная политика только ускорит успехи германских националистов. Она сделает несостоятельными некоторые гарантии безопасности, которые согласились нам дать Англия и Италия в рамках Лиги Наций со времени Локарно! Верьте мне, сегодня нужна осторожность! Терпение!»
Франко-германский медовый месяц. – В королевском дворце, последний вечер Альфонса XIII. – Бриан и его слуга Эмиль на бое быков. – У герцога Альбы. – Святой дух и Бенуа XV. – Повариха Штреземана. – Гостиница на улице Вано.
А время идет…
Берлин, 3 июля 1928 года.
Министерская декларация нового канцлера Мюллера.
Немцы и англичане считают, что «после вступления Германии в Лигу Наций и специальных гарантий, которые она дала в Локарно, продолжение оккупации Рейнской области является “ненормальным”».
