Книга Милый недруг - Джин Уэбстер

Дверь открыла рослая, здоровенная особа с засученными рукавами. У нее чрезвычайно деловитый вид, ястребиный нос и холодные серые глаза.

— Что вам угодно? — спросила она таким тоном, словно я рекламирую пылесосы.

— Доброе утро! — любезно улыбнулась я и вошла. — Вы миссис Мак-Гурк?

— Да, — ответила она. — А вы новая начальница из приюта?

— Совершенно верно, — сказала я. — Хозяин дома?

— Нет, — сказала она.

— Но ведь это его приемные часы.

— У него нет регулярных часов.

— А надо бы, — строго сказала я. — Будьте добры, передайте, что мисс Мак-Брайд приходила за советом, и попросите его зайти после обеда в приют.

— Бур-р! — пробурчала миссис Мак-Гурк и так поспешно закрыла дверь, что прищемила мне юбку.

Когда я рассказала об этом доктору, он только пожал плечами и ответил, что такая у нее манера.

— Почему же вы с ней миритесь? — спросила я.

— А где я найду лучше? Нелегко работать на одинокого человека, который приходит к обеду или к ужину в самое разное время. Правда, от нее мало радости, зато она ухитряется подавать горячий обед в девять часов вечера.

Все равно я уверена, что ее горячие обеды никуда не годятся. Она — ленивая, сварливая, старая грымза, и я знаю, почему она меня не любит. Она воображает, что я хочу украсть у нее доктора и лишить ее теплого местечка — учитывая наши отношения, это просто смешно. Но я не стану ее разубеждать. Этой старушенции полезно немного помучиться. Может быть, она будет готовить лучше, хоть чуточку его откормит. Я заметила, что откормленные люди добродушны.

Десять часов.

Весь день я пишу тебе чушь. Вот и ночь, и я так устала, что клюю носом. Права твоя песенка:

«Ах, как мил мне сон!»

Салли Мак-Б.

P.S. Смешной у нас язык, а? Смотри, какие слова коротенькие!

П.Д.Г.

1-е апреля.

Дорогая Джуди!

Я поместила Изадора Гутшнейдера в семью. Его новая мама — шведка, толстая, улыбающаяся, с голубыми глазами и светлыми волосами. Она выбрала его из кучи ребятишек, потому что он самый «черненький». Она всегда любила брюнетов, но в самых честолюбивых мечтах не могла надеяться родить своего. Изадора переименуют в Оскара Карлсона, в честь его покойного нового дяди.

Мое первое попечительское собрание состоится в среду. Должна сознаться, жду его без особого нетерпения, тем более, что главным должно быть мое вступительное слово. Хотелось бы, чтоб наш председатель был здесь, он бы меня поддержал. В одном, по крайней мере, я уверена: я никогда не приму перед попечителями той лицемерной позы, которую принимала миссис Липпет. Я буду смотреть на «первую среду», как на приятное развлечение, мой jour fixe[9], когда друзья приюта собираются, чтобы обсудить насущные дела и отдохнуть; и я постараюсь, чтобы наши удовольствия не стесняли сирот. Видишь, я приняла к сердцу страдания маленькой Джеруши!

Твое последнее письмо я получила, в нем нет и намека на возвращение. Разве не время вам обернуться к Пятой Авеню? Дом есть дом, как бы плох он ни был, говорят шотландцы. Тебя не поражает, как хорошо я знаю шотландские поговорки? Со времени знакомства с доктором мой лексикон заметно обогатился.

Звонят к обеду! Оставляю тебя, чтобы посвятить полчаса живительной баранине. В приюте Джона Грайера мы едим, чтобы жить.

Шесть часов.

С.У. опять навестил нас. Он является часто, надеясь поймать меня на преступлении. Как я его ненавижу! Он румяненький, толстенький, надутый старикашка, с румяненькой, толстенькой, надутой душой. До его прихода я была в оптимистическом настроении, а теперь я ничего не смогу делать, только проворчу целый день.

Он против всех моих нововведений — и светлой комнаты для игр, и красивой одежды, и ванн, и лучшей еды, и свежего воздуха, и веселых игр, и смеха, и мороженого, и поцелуев. По его мнению, я делаю детей непригодными для того положения, к которому Бог предназначил их.

Тут моя ирландская кровь вскипела, и я ответила, что если Бог собирался сделать из этих ста тринадцати детей бесполезных, невежественных, несчастных граждан, то я Ему помешаю. Я сказала, что мы ничуть не вывоспитываем их из класса, мы ввоспитываем их в их естественный класс гораздо успешней, чем в обыкновенных семьях.

Мы не заставляем их поступать в университет, если у них нет мозгов, как делают с сыновьями богачей. Мы не заставляем их работать в четырнадцать лет, если они по природе любознательны, как бывает у бедных. Мы зорко наблюдаем за ними и определяем их способности. Если наши дети захотят стать сельскими работниками и няньками, мы научим их быть хорошими работниками и няньками, а если они проявят склонность к тому, чтобы стать юристами, мы сделаем из них честных, умных, свободомыслящих юристов. (Он сам юрист, но никак не свободомыслящий.)

Когда я кончила свою речь, он хрюкнул и стал усиленно размешивать чай. Я предложила ему еще кусочек сахару, положила в чашку и предоставила ему им заняться.

Попечителей надо держать в ежовых рукавицах.

О Господи, пятно в углу — от черного языка, Синг попытался послать тебе нежный поцелуй. Он воображает, что он — комнатная собачка. Разве не горько ошибиться в призвании? Я сама не всегда уверена, что рождена заведовать приютом.

Твоя до гроба

С. Мак-Б.

Канцелярия заведующей.

Приют Джона Грайера.

4-е апреля.

Семье Пендльтон,

Палм-Бич, Флорида.

Милостивый государь и милостивая государыня!

Я преодолела мой первый приемный день и сказала прекрасную речь. Все нашли ее отличной, даже мои враги.

Недавний визит Гордона Холлока оказался необыкновенно кстати: он дал мне множество ценных советов о том, как вести собрание.

«Быть забавной». — Я рассказала о Сэди Кэт и некоторых других херувимчиках, которых вы не знаете.

«Быть конкретной, держаться на уровне слушателей». — Я следила за С. У. и не сказала ни одной фразы, которой бы он не понял.

«Льстить слушателям». — Я тонко намекнула, что всеми этими реформами мы обязаны мудрости и инициативе наших несравненных попечителей.

«Держаться тона высокой морали, не без пафоса». — Я распространилась о горькой доле бедных детей, которых опекает общество. Вышло очень трогательно, мой враг смахнул слезу!

Потом я угостила их шоколадом со взбитыми сливками, лимонадом и сандвичами а la Tartar[10]и отправила домой растроганными, но совершенно лишенными аппетита.