Книга Рекрут - Владимир Васильев

Увидев расписание, Виорел оживился:

– Вот чем сейчас займемся! Поучимся читать!

– Да сколько ж можно? – попробовал возмутиться Костя, но Виорел был непреклонен. Впрочем, он наконец-то соизволил объяснить свою настойчивость:

– Да пойми ты, дурья башка, первые несколько суток после перехода из мира в мир у тебя обостряется обучаемость. До феноменального предела, новый язык без труда вдалбливается за эти несколько дней! А потом придется корпеть годами. Учись, пока само учится! И как домой вернемся – попытайся ближайшие дни использовать по полной.

– А потом что, пропадает обучаемость? – поразился Костя.

– Да, сходит на нет, причем быстро.

– А если опять из мира в мир?

– В том-то и дело: второй переход действует слабее, третий – еще слабее, и так далее. И проходит обучаемость с каждым разом все быстрее. Так что давай, не дури, мозги на изготовку, и поехали. В алфавите джавальского тридцать семь букв и два вспомогательных знака, вроде нашего апострофа.

Виорел отхватил от ближайшего дерева веточку и принялся чертить прямо в пыли на земле.

– Запоминай. Гласные обязательно содержат в себе замкнутый круг или овал, согласные – только прямые линии или дуги. Основные гласные…

Костя внимал и постепенно даже увлекся. Похоже, что переход между мирами обострял не только принципиальную возможность, но и внутреннее желание учиться. Вроде несколько минут назад наорать был готов на Виорела за настырность, а прошли эти минуты, и стало настолько интересно, что Костя потерял чувство времени и совершенно не глядел по сторонам.

В джавальском алфавите хватало всего – и логики, и нелепостей. К примеру, пары сходных глухих и звонких звуков вроде П и Б, Ф и В были сходны и по написанию, причем разные звонкие от разных глухих отличались одинаковым, хорошо узнаваемым элементом в виде половинной дуги. Но при этом две самостоятельные буквы – условно говоря С и О – если встречались вместе, то очень часто читались как мягкое В, типа как в слове «явь». И почему в одном слове надо читать как «со», а в другом как «вь» – Виорел объяснить не смог, сказал, что сам этого не понимает, просто запомнил, как правильно, и так же поступить рекомендует Косте.

В общем, часа три промелькнуло и исчезло, Костя и не заметил как. Он почти не отрывал взгляда от пыльного пятачка у них с Виорелом под ногами, срубленный Виорелом прутик то и дело переходил из рук в руки, и когда Виорел наконец расщедрился на перерыв, Костя вторично после прихода на станцию бросил взгляд на расписание.

И оторопел.

Он мог читать на джавальском. Не по складам, мучительно выискивая знакомые буквы среди частокола незнакомых, а сразу слова целиком, одно за другим, хотя и с некоторым пока напряжением.

«Порядок движения», – написано было вверху.

Поездов в расписании было всего два в одном направлении и два во встречном. Тангол – Харитма и Ахтыбах – Харитма. И, соответственно, Харитма – Тангол и Харитма – Ахтыбах.

А напротив, несомненно, значилось время прибытия и отправления, но с цифрами за эти три часа Виорел Костю, к сожалению, не познакомил. Кроме того, рядом с цифрами каждого рейса было указано слово, означающее один из дней местной недели.

Зато исправление, внесенное вручную, Костя разобрал почти без труда: «Сообщение с Ахтыбахом временно прекращено».

Ниже было приписано не вполне понятное слово, которое восходило к глаголу «управлять», а означало, несомненно, то же, что красуется вместо подписи во многих объявлениях родного мира, – «Администрация».

Интересовать их с Виорелом мог поезд, идущий в столицу Джаваля, Харитму, но никак не встречный. Напротив рейса Тангол – Харитма было напечатано «среда». Напротив встречного – «четверг».

– Сегодня в Джавале, надеюсь, среда? – обратился Костя к спутнику.

Тот утвердительно промычал – как раз пил из своей чудно́й баклаги с утопленными монетами. Через несколько секунд оторвался, крякнул, утерся рукавом и протянул баклагу Косте.

– Среда, среда, – произнес Виорел. – И не только в Джавале, во всем Центруме. На, попей.

Костя напился, а когда вернул баклагу Виорелу, обратил внимание, что тот пристально глядит куда-то вдаль, в ту сторону, откуда должен был прибыть их поезд. Но поезда видно не было, зато Костя ясно разглядел двух человек, шагающих вдоль железнодорожных путей к станции.

– Это кто? – тихо поинтересовался Костя.

– Откуда ж мне знать? – пробурчал Виорел недовольно. Похоже, приходу потенциальных попутчиков он был совершенно не рад. – Может, погранцы, может, еще кто, мало ли? По степи всякий люд шатается.

Довольно долго они молча наблюдали, как незнакомцы приближаются. А потом далеко-далеко, у самого горизонта, в месте, куда убегали рельсы, заструился легкий дымок. Спешащие к станции гости тоже его заметили, поозирались и ощутимо прибавили шагу.

Минут через пять поезд уже отчетливо просматривался на рельсах, а поднимающаяся из трубы лохматая струя темного, почти черного дыма, практически не рассеиваясь, поднималась высоко в небо.

И поезд, и двое незнакомцев быстро приближались. Поезд быстрее.

Когда он подошел вплотную, Костя с удивлением отметил, что ничего общего с обычным пассажирским составом нет и в помине – он напоминал скорее бронепоезд из старых советских фильмов: впереди низкая платформа с горой песка, за песком высилось что-то вроде бронещита, из которого косо торчал короткий орудийный ствол. За платформой высился циклопический паровоз – реально паровоз, с трубой, большими, соединенными металлической тягой колесами, угловатой будкой с крошечными оконцами-бойницами. И вагоны выглядели соответственно – вместо окон те же бойницы, везде заклепки и броня, броня и заклепки, а кое-где еще и разнокалиберные стволы, потолще – орудийные, потоньше – пулеметные. В целом центрумский поезд совершенно не испортил бы кадра в каком-нибудь постапокалиптическом боевике типа незабвенного «Безумного Макса».

– Ну ни хрена себе! – пробормотал Костя, не скрывая изумления.

Виорел искоса глянул на него, но от комментариев воздержался.

Бронепоезд уже сбрасывал ход, отчетливо свистели его допотопные тормоза, и от колес в стороны разлетались клубы пара, в отличие от дыма, валившего вверх из трубы, – светлого, почти белого. Мимо навесика, под которым дожидались Виорел с Костиком, величаво прокатила платформа с песком и огневая точка в ее корме. Из-за подернутых ржавчиной толстенных стальных щитов выглянуло чье-то молодое безусое лицо. Но канониров на головной платформе Костя рассматривать не стал – за платформой следовал паровоз, и это было куда интереснее. В Косте моментально проснулся любознательный мальчишка – собственно, мальчишка этот очень долго живет в каждом мужчине, пока возраст, болезни и цинизм не растворяют его без остатка.