Книга Клиент всегда прав - Марина Серова

Бывает, что по роду моей деятельности мне приходится сталкиваться с людьми в то время, когда они находятся не в лучшем расположении духа. Частенько я видела и то, как люди дают волю слезам. Не скажу, что я к этому привыкла, но стала воспринимать потоки сырости философски. Я не спешила доставать носовые платки и не бросалась впопыхах к клиенту или собеседнику, чтобы подтереть ему сопли. Возможно, некоторые назовут это черствостью, но опыт показывал, что чем меньше проявлять внимания к рыдающему человеку, тем быстрее он успокоится.

Мадам Левицки тоже несколько наскучило утешать свою дочь. Она сидела, откинувшись на диванную спинку, уставившись отстраненным взглядом прямо перед собой, и лишь ее рука как бы машинально скользила вниз-вверх по плечу дочери.

Словно подтверждая мою теорию, Вероника на самом деле быстро успокоилась. Она осторожно промокнула глаза платочком, выпрямила спину и глубоко вздохнула.

— Вы можете говорить? — чтобы не показаться совсем уж невоспитанной, спросила я.

— Да, — еще не совсем твердым голосом сказала Вероника. — Прошу меня извинить, кажется, я говорила об Альберте?.. — она рассеянно посмотрела на меня.

— Дорогая, — помогла ей мать, приняв горделивую позу и взяв ее ладонь в свои руки, — ты остановилась на том, как пыталась разбудить Альберта, но, может быть, ты хочешь, чтобы я это сделала за тебя? Ведь я все знаю, — Левицки посмотрела на меня, — со слов дочери, разумеется.

— Не нужно, мама, я сама, — Вероника высвободила ладонь и заговорила более твердым голосом: — Я встала и почувствовала, что руки у меня в чем-то липком. Посмотрев на них, я увидела, что они все в крови. Только тогда я поняла, что Альберт мертв. Что он был мертв уже давно. Оцепенев, я глядела на окровавленные ладони, едва держась на ногах. Не знаю, сколько я так простояла, может быть, несколько секунд, а может, полчаса. Мое тело сковало словно морозом, хотя в комнате было довольно тепло. Когда я обрела способность двигаться, то бросилась в ванную. Я долго мыла руки, потом сбросила с себя одежду и встала под душ.

Вероника немного помолчала, как будто заново переживала случившееся. Затем взяла со столика сигареты и закурила.

— Я вернулась домой, — она сделала несколько затяжек, — и только оттуда позвонила в милицию, а потом матери. После этого со мной случилась истерика.

— Ну, ничего, — Эльвира обняла дочь за плечи, но та высвободилась незаметным движением.

— Не надо, мама, — попросила она.

— Вы ездили на дачу еще раз? — поинтересовалась я.

— Пришлось, — вздохнула она.

— Со слов вашей матери я поняла, что после клуба вы с Альбертом отправились к себе домой.

— Правильно, — кивнула Вероника.

— Как же он оказался на даче в ту ночь? — попыталась уточнить я.

— Мы с ним повздорили, — она нервно повела плечами, — и он решил побыть один.

— В чем заключалась причина вашей размолвки?

— Так, какая-то мелочь, — скривилась Вероника, — я уже не помню.

— Кто еще кроме вас знал, что Альберт отправился на дачу?

— Думаю, что никто, — резко ответила она и неприязненно посмотрела на меня.

— Но кто-то ведь приехал на дачу и застрелил его? — я сделала вид, что не замечаю ее раздражения.

— Что вы от меня хотите? — она облизнула пересохшие губы.

— Вы не в курсе, — я немного сменила тему, — когда умер ваш муж?

— Предположительно ночью, — кивнула она, — во всяком случае, мне так сказали.

— Ваш свекор сказал, что Альберта застрелили из его же собственного пистолета, это так?

— Наверное, — пожала она плечами.

— Оружие не нашли?

— Нет.

— Вашему мужу кто-нибудь угрожал?

— Я не знаю, — она побледнела и опустила голову.

— Степан Федорович сказал, — настаивала я, — что узнал об угрозах от вас.

— Да, — кивнула она, — Берти звонили несколько раз.

— Ваш свекор сказал, что были какие-то письма с угрозами.

— Кажется, что-то было, но я об этом не знаю.

— Вы не знаете сути угроз или предъявляемых требований?

— Я не помню, — покачала она головой.

У Вероники лихорадочно заблестели глаза. Не желая стать свидетельницей очередного приступа истерии, я предпочла разговор закруглить. Все, что мне требовалось для начала расследования, я узнала, поэтому, поблагодарив моих собеседниц, попросила позволения откланяться. Меня не стали упрашивать остаться на чашку чая, да мне и самой не слишком улыбалось провести в этой квартире еще какое-то время. Напоследок я взяла все адреса и телефоны, которые могли мне понадобиться, и, заявив, что могу еще не раз побеспокоить маму и дочь своим визитом или звонком, удалилась.

ГЛАВА 4

На улицу я вышла с чувством облегчения. Все-таки видеть чужие слезы не слишком приятно.

С сигаретой во рту я стояла возле машины и вдыхала свежий воздух, перемешанный с дымом. Пока что мне было не все ясно. Довольно невнятные ответы Вероники, прозвучавшие в конце нашего разговора, внушали определенные подозрения. Глупо, конечно, было надеяться после первого же визита выйти на след преступника, но кое-какие вопросы напрашивались сами собой. Например, кто еще кроме Вероники знал о том, что Альберт Дюкин будет в ту ночь находиться у себя на даче? Или — от кого могли исходить эти странные угрозы, о которых знала только Вероника?

В голове сам собой начал вырисовываться план действий. Я открыла дверку своей бежевой «девятки» и устроилась за рулем. Мой путь лежал в офис ТТС — Тарасовской телевизионной станции, там же была и сама студия, что несколько облегчало мою задачу. Проехав по центру города, я миновала новый рынок и начала подниматься в гору по извилистой асфальтированной дороге.

Телестанция Дюкина располагалась на вершине одного из холмов, на которых раскинулся Тарасов, в большом двухэтажном здании, где когда-то находился Дом быта нефтяников. Дом быта за время перестройки совсем захирел, и помещения, сдававшиеся вначале различным мелким фирмам и конторкам, в конечном итоге сумел выкупить Дюкин.

Свернув налево, я проехала около сотни метров между невысокими жилыми домами и остановилась на большой площадке перед стеклянным фасадом. На пилоне рядом со входом висела стильная медная табличка, говорившая о том, что здесь расположена телестудия.

Просторный холл первого этажа давно не знал ремонта, но когда я повернула к ведущей на второй этаж лестнице, то оказалась совершенно в другом мире. Стены были отделаны светло-кофейным мрамором с тонкими золотистыми прожилками. Ступени лестницы, сияющие ослепительной белизной, закрывала шикарная ковровая дорожка. Хромированное ограждение завершали полированные перила из красного дерева.