Книга Биробиджан - земля обетованная - Александр Мелихов

«Литература на идише поощрялась, но, разумеется, с направлением: оторвать от еврейского исторического прошлого, „до Октября“ — это только мрачный пролог к эпохе счастья и расцвета; чернить все религиозное[4]и искать в советском еврее „нового человека“».

«„Буржуазная“ культура на иврите была подавлена. Группа писателей во главе с Х. Н. Бяликом уехала в Палестину в 1921. Другая группа писателей на „иврит“ просуществовала до середины 30-х годов. Изредка произведения ее членов появлялись в заграничных журналах. Некоторые из этих авторов вскоре подверглись аресту и исчезли бесследно, другим удалось вырваться из Советского Союза.

Что же до русскоязычной еврейской культуры, то евсеки трактовали ее „как порождение ассимиляторской политики властей в дореволюционной России“. Среди писателей на идише во 2-й половине 20-х годов произошло размежевание между „пролетарскими“ писателями и „попутчиками“, как и во всей советской литературе. Наиболее крупные еврейские писатели ушли в русскоязычную советскую литературу».

«Тем временем — в каком же состоянии находились в СССР организации сионистов? Они были коренным образом неприемлемы для коммунистической власти, обвинены в „сотрудничестве с Антантой“, с „мировым империализмом“, — но именно из-за их международного признания приходилось обращаться с ними сдержанно. С 1920 года была им объявлена Евсекцией „гражданская война на еврейской улице“. Притеснения сионизма усугублялись и запретами против иврита».

«В сентябре — октябре 1924 прошла волна арестов среди сионистов. Часть их судили, закрыто, с наказаниями от 3 до 10 лет в лагерях. А в 1925 сионистские делегаты получили заверения и от ВЦИКа (Смидович), и от Совнаркома (Рыков), и от самого ГПУ (Менжинский и Дерибас), что те ничего не имеют против сионистов, поскольку они не возбуждают еврейского населения против советской власти».

«Во второй половине 20-х годов преследования сионистов возобновились, резко сократилась замена приговоров на высылку из СССР. В 1928 власти распустили до тех пор полулегальную Поалей-Цион, ликвидировали „легальный“ Гехалуц и закрыли принадлежавшие ему фермы. К этому же времени были окончательно разгромлены почти все подпольные сионистские организации. Возможность уехать систематически уменьшалась после 1926. Часть сионистов оставалась в заключении и ссылке».

* * *

Солженицын отнюдь не скрывает и преследований, обрушившихся на иудейскую религию. Но предвзятому читателю (а много ли непредвзятых?) вполне может запомниться другой итог, взятый, по обыкновению, у еврейского автора 90-х годов XX века: «Евреи были элитой революции и выигравшей стороной. Это — особая сторона русской интернационально-социальной революции». Да, есть у этой цитаты и вторая половина: «Помимо того, еврейство в ходе модернизации было политически большевизировано и социально советизировано: еврейская община как этническая, религиозная и национальная структура — бесследно исчезла». Но перечисление звонких еврейских имен в советской культуре — евреи в кино, евреи в театре, евреи в живописи, евреи в музыке — способно создать впечатление успеха еврейского народа, хотя сам-то Солженицын этого впрямую не говорит.

«Разумеется, — пишет он, — евреи были лишь частью трубно шагавшей пролетарской культуры. И в победном воздухе раннесоветской эпохи искренно не замечалось, не ощущалось потерей, что советская культура интенсивно вытесняла культуру русскую — ее задушенные или вовсе не прозвучавшие имена».

* * *

Здесь Солженицыну возразить трудно. И незачем. Да, вытесняла. Но разве еврейскую не вытесняла? Это была открыто провозглашаемая цель — создание интернациональной культуры. И в итоге в чью культуру влились произведения, выдержавшие испытание временем, — в русскую или в еврейскую? Частью чьей культуры они сделались в глазах всего мира? Чья литература сумела впоследствии выделить наиболее мощную патриотическую ветвь — русская или еврейская? Еврейская почти не существовала, а потому и не смогла развиться во что-то стоящее хотя бы для собственного народа, а русская смогла. Ей было из чего возрождаться, а еврейской было не из чего.

Правда, я не знаю с полной точностью, кем мировая культурная общественность считает какого-нибудь Эйзенштейна. Но что советских людей постоянно называли русскими, известно всем. Русский фантом в мире продолжал преобладать над советским — и это бесспорно говорит о его авторитете. Большевики не сумели заслонить его новым фантомом.

Но можно ли в таком случае считать новую «голову» России еврейской? Иными словами — в большом ли почете пребывала собственная греза русских евреев? Замечал ли ее в мире кто-нибудь, кроме нацистов, приписывавших евреям собственные фантазии? Евреи-то, как частные лица, в обширном количестве действительно оказывались «выигравшей стороной» — но выиграл ли от этого еврейский народ, то есть его коллективная греза? Или эти годы массовых еврейских успехов были для нее годами величайших испытаний?

Мне кажется, что даже солженицынская картина явно говорит о последнем. Тем более что ответственность за подвиги тех, кто отпал от народа, переносилась на тех, кто от него не отпал. Не поленюсь повторить: ненависть к евреям, равно как и любая национальная неприязнь к чужакам, проистекает прежде всего не из их материальной вредоносности, а из той угрозы, которую в них усматривают для национальных фантомов, для воодушевляющей картины мира, для системы гордых иллюзий.

И чтобы унять тревогу национальных меньшинств за сохранность своих грез, Сталин объявил, что партия берет курс на «коренизацию» кадров, курс, намеченный еще в 1921 году X партийным съездом. Национальная политика Ленина―Сталина была избрана давно и дальновидно: чтобы победить врага или просто склонить на свою сторону несогласного, нужно прежде всего разрушить его грезу; чтобы разрушить его грезу, нужно прежде всего убедить его, что ей ничего не угрожает (об этом сейчас забывает Запад по отношению к России, тем самым мобилизуя русских вокруг своих грез, автоматически становящихся все более и более агрессивными: агрессия автоматически порождается страхом). Вы хозяева в своей республике, намекал новый курс тем национальным меньшинствам, чьи представители начинали проигрывать состязание за места в органах власти: принцип «имеют значение исключительно личные заслуги» никогда не принимается проигрывающей нацией — она всегда начинает требовать какой-то выгодной для нее процентной нормы.

Преимущественное право на карьерный рост в национальных «аппаратах» обретали люди «местные, знающие язык, быт, нравы и обычаи соответствующих народов». На Украине этот процесс было естественно назвать украинизацией, в Белоруссии — белорусизацией. Дело дошло до такой открытости, что даже на IV конгрессе Коминтерна в 1922 году его глава Г. Зиновьев «озвучил» слова Ленина, относящиеся к концу Гражданской войны: «У нас на Украине слишком много евреев. К осуществлению власти должны быть привлечены истинные украинские рабочие и крестьяне». Секретное же предписание вождя (ноябрь 1919-го) выглядело так: «Не допускать евреев в органы власти (разве в ничтожных процентах, в особо исключительных случаях, под классовый контроль)».