Книга Биробиджан - земля обетованная - Александр Мелихов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Радиус — по-русски радиус, — долбил парень, — параллель — по-русски параллель; диагональ — диагональ; перпендикуляр — по-русски перпендикуляр.
У заведующей был озабоченный вид. Она молчала.
— Послушай-ка, паренек, — сказала она наконец, — я останусь здесь дня два-три и сама помогу тебе выучить.
Детское простодушие в 1934 году считалось непременной чертой положительных героев. Канон, как видите, был соблюден. Но они, похоже примерно такими и были…
Не знаю только, так ли часто об их неколебимость расшибались посрамленные иностранцы, как это то и дело случалось у биробиджанских прозаиков.
Надолго ли я задержал их над пропастью забвенья?..
* * *
Прощай, Биробиджан! За те месяцы, что я читал и писал о тебе, я свыкся с тобою и даже успел полюбить эти слова: Лондоко, Облучье, Биракан… Так что по крайней мере один человек в России некоторое время будет грезить о тебе.
Обманутый романтический порыв, обманутая бескорыстная любовь — это вечная поэтическая тема, — не хватает только своего Шекспира. Или пускай уж Ростана.
За неимением лучшего певца Красного Сиона автору этих строк пришлось самому написать прозаическую книгу с таким названием…
Но вот что поразительно: советское государство бросило невиданную в истории пропагандистскую мощь на формирование нового национального фантома «советский человек» и редкую по жестокости террористическую мощь на истребление традиционной русской и традиционной еврейской национальной грезы. И что же? Русская сохранила такую жизнеспособность, что именно ее пришлось звать на помощь, когда государство оказалось на краю гибели. Еврейская на декретной родине прижилась так крепко, что ее пришлось выжигать каленым железом. Зато, когда пала советская диктатура, советский фантом распался в точности по национальным швам. То есть ни уничтожить старые сказки, ни создать новую не удалось — удалось лишь пересадить старый росток на новое место.
Национальную мечту создать нельзя, но и уничтожить невозможно, она отвергнет и переживет тех, кто попытается без нее обойтись, — хорошо бы это понимать не только традиционалистам, но и модернизаторам… Ее нужно не отвергать, но реинтерпретировать в свою пользу.
Объединять людей могут только общие фантазии — на основе «общих интересов» невозможно никакое продолжительное согласие, ибо всегда остается соблазн поправить свои дела за счет собратьев по социуму. Именно поэтому либеральная идея в ее сугубо индивидуалистической, рационалистической версии не может быть не только реализована, но даже сформулирована. Разве что как-нибудь так: наше общее дело заключается в том, чтобы каждый из нас интересовался лишь собственными делами. Однако и перед коллективистскими — классовыми, корпоративными — грезы национальные имеют огромную фору, ибо только они уходят в таинственную поэтическую древность, а человек нуждается в красивом образе не только самого себя, но и своего происхождения: сказка индивида невозможна без сказки рода.
Древность грезы — могущественнейший фактор ее обаяния: древность — наиболее убедительный намек на бессмертие, а иллюзия причастности к чему-то бессмертному — одна из важнейших экзистенциальных потребностей человека. Коллективные фантазии выполняют не только социальные, но и ничуть не менее, если не более важные экзистенциальные функции, — этого не понимает почти никто из коллективистов и уж точно никто из либералов. И пока они этого не поймут, они обречены оставаться маргинальной сектой, каждый из членов которой удовлетворяет свою потребность в бессмертном где-то на стороне.